Майкл Чабон - Приключения Кавалера и Клея

Сидя в своем логове, кусая металлическое колечко на карандаше и тем самым бередя кислую на вкус электромагнитную боль в пломбе на коренном зубе, Жук вдруг заметил, что один из ящиков, составлявших стены его Гнездышка, несколько отличается от других. Почерневший от времени, весь в щепках, точно в усах, он был длиннее и тоньше других ящиков из запаса Джо. Томми встал на колени, подполз к ящику и сразу его узнал. Он тысячу раз видел его задолго до прибытия вещей Джо лежащим под куском брезента в задней части гаража вместе с кучей другого старого хлама — в частности, сказочным, но прискорбно неисправным проигрывателем марки «Кейпхарт» с автоматической сменой пластинок, непостижимой коробкой, полной мужских расчесок. У этого ящика имелась свободная крышка из отдельных планок, кое-как подвешенная на петли из колец толстой проволоки, а также запор из той же самой гнутой проволоки, завязанный куском зеленой лески. На боковых его сторонах были не то отпечатаны, не то выжжены какие-то французские слова и само слово «Франция». Томми предположил, что раньше в этом ящике хранили бутылки с вином.

Любому мальчугану, но в особенности тому, в чьей хронике значилась полная комната взрослых, разом умолкающая при его появлении, содержимое винного ящика, окостеневшего от пыли и непогоды в нечто вроде твердокаменного блока забвения, показалось бы подлинным сокровищем. Действуя с точностью археолога, точно зная, что ему придется положить все назад именно в том порядке, в каком он это вынет, Томми принялся один за другим вскрывать слои, инвентаризируя случайно уцелевшие предметы собственной предыстории:

1) Экземпляр первого выпуска «Радиокомикса», засунутый внутрь прозрачной школьной папки из зеленого полиэтилена. Страницы книги пожелтевшие, а если держать в руке, объемистые, набухшие. Судя по всему, самый источник, бьющееся сердце запаха старых одеял, что исходил из ящика.

2) Еще одна полиэтиленовая папка, на сей раз набитая старыми газетными вырезками, статьями и фотографиями, публичными объявлениями о дедушке Томми, всемирно известном цирковом силаче по прозвищу Могучая Молекула. Вырезано из газет по всем Соединенным Штатам, шрифт странный, текст какой-то навороченный и не слишком разборчивый, полный непонятного жаргона и аллюзий на забытые песни и прежних знаменитостей. Несколько фотографий крошечного мужчины в одной лишь набедренной повязке, мускулистое, накачанное тело которого напоминает плотные формы Бастера Краббе.

3) Сложенный в несколько раз и смятый рисунок Голема, более крепкого, какого-то более деревенского на вид, чем в эпосе Джо. В тяжелых ботинках этот самый Голем вышагивает по залитой лунным светом улице. Линии, хотя и вполне определенно принадлежащие Джо, более пробные, более эскизные, скорее похожие на линии самого Томми.

4) Конверт, содержащий оторванный корешок билета в кино и зернистую, пожелтевшую фотографию, вырезанную из газеты. На фотографии запечатлена мексиканская актриса Долорес дель Рио.

5) Коробка неиспользованной писчей бумаги с шапкой «Кавалер и Клей», оставшаяся с довоенного времени. Печатный заголовок — очаровательный портрет различных персонажей, сверхмощных и прочих, придуманных в те времена командой Кавалера и Клея. Томми с уверенностью узнал только Эскаписта, Монитора и Лунную Бабочку.

6) Конверт из манильской бумаги, содержащий в себе большую черно-белую фотографию симпатичного мужчины с волосами, точно полотно расплавленного хрома. Рот — тонкая плотная линия, но в глазах явный резерв восторга, словно мужчина собирается вот-вот расплыться улыбкой. Подбородок квадратный, раздвоенный. В правом нижнему углу имеется текст за подписью некого Трейси Бэкона, буквы крупные и округлые: «Тому, кто меня придумал, с неизменной любовью».

7) Пара толстых шерстяных носков с оранжевыми пальцами в картонном конверте, обвязанном двумя ярко-оранжевыми ленточками. Между ленточек имеется условный рисунок радостного огня в деревенском очаге и написанное большими оранжевыми буквами слово «КАЙ-ФУ-ШКИ».

И, наконец, помятая и плавающая на самом дне ящика, полоска из четырех фотографий, сделанных в уличном автомате. Там матушка Томми и его дядя — ухмыляющиеся, пораженные фотовспышкой; одни языки и выпученные глаза; их щеки и виски прижаты друг к другу; а потом целуются — героический поцелуй с тяжелыми веками, как на афише кинофильма. Роза и Джо выглядели на фотографиях так абсурдно тощими, такими молодыми и настолько стереотипно влюбленными, что это было очевидно даже Томми, одиннадцатилетнему мальчугану, который еще ни разу в жизни не смотрел на двух людей и сознательно не думал: «Эти двое любят друг друга». И тут, словно по волшебству, он услышал их голоса, их смех, после чего дверная ручка повернулась, и дверные петли заскрипели. Томми по-быстрому принялся класть на место предметы, вынутые им из ящика.