Александр Снегирев - Как мы бомбили Америку

Тогда, как, впрочем, и сейчас, я доверял интуиции и поэтому посмотрел на нижнюю часть тела. О ужас, из клапана, расположенного спереди на трусах, предательски высовывался… Да что там говорить, и так ясно, что высовывалось из клапана. От прохладной воды он съёжился и напоминал сморщенную морковку из магазина. Я молниеносно заправил вырвавшуюся плоть, поджал губы и, не теряя достоинства, пошлёпал дальше.

Надо сказать, что мой маневр не остался незамеченным. Парочка девиц презрительно усмехнулись, мать семейства попыталась отвлечь малютку-дочь строительством песочного замка, а Юкка сотрясался от безмолвного смеха.

— Неплохо! Еще чуть-чуть и тебя арестуют за демонстрацию члена малым детям на пляже, — Юкка громко расхохотался и расстегнул сумку, чтобы убрать рубашку. Здесь надо отметить одну важную вещь. Чтобы не обременять себя багажом, мы взяли с собой только самое необходимое: пару обуви, пару штанов, футболку и по две пары носков. Я, правда, прихватил с собой русский сувенир — бутылку водки. На всякий случай. В подарок неизвестному другу. Таким образом мы всегда ходили в одной одежде, невзирая на погоду и обстоятельства. Например, в тот день, на пляже, Юкка был обут в черные ботинки, рассчитанные на московскую осень, а рубашка была с длинными рукавами, вот он и решил её убрать, пока жарко.

Итак, Юкка расстегнул молнию, показалось нутро его сумки. Я почувствовал странный запах. Знакомый запах. Весьма неприятный. Пока Юкка, запихивал рубашку, запах усилился. Вспомнил! Так пахло в метро, в первом хостеле и… и в русском притоне, и в магазине! Ветерок дул в противоположную сторону, но запах не улетучивался.

— Юк, чем это несёт?!

— Это от сумки… — смутился мой друг.

Я молча ждал объяснений. Юкка начал издалека.

— Понимаешь, у меня мама — рукодельница. Всё делает своими руками. Когда мы были детьми, она нам носочки вязала, шарфики… Когда в девяносто четвёртом мы переехали в Таллин и проводили первое лето на море, мама связала мне рыбацкую шапочку. У эстонских рыбаков есть традиция носить цветные вязанные шапочки.

— К делу давай!

— Всё лето я носил эту шапочку, потом привёз с собой, когда вернулся в Москву… Это мой талисман.

— Не знал, что эстонцы такие сентиментальные! Ха-ха! — я хлопнул Юкку по плечу. — И что, ты её все эти годы не стирал что ли? Почему она так воняет?

Я попытался понюхать шапочку, которую Юкка тем временем достал, но не смог. Разило ужасно.

— Стирал, конечно… Просто прямо перед отъездом на шапочку нассал Лучик… Я её замочил, а постирать не успел…

Я прямо опешил от такого откровения.

— То есть у тебя в сумке обоссаная котом грязная шапка?! — на этот раз я уже не мог удержаться от хохота. Протухшая кошачья моча могла дать непредсказуемый результат.

— Я завязал её в три пакета. Думал пускай полежит, пока мы не устроимся. Но всё равно воняет…

Надо признать, что запах был убийственный. Влюбленные, расположившиеся поблизости, покосившись на нас, и пошли искать другое место.

— Мы как бомжи в метро! Ха-ха-ха! От нас народ шугается! — мы не могли успокоиться, мы были не прочь примерить на себя роль изгоев общества. Мне не хотелось отставать, я расстегнул собственную сумку и принюхался. В горле запершило. Запах прокисших носков, засунутых впопыхах поглубже, вырвался наружу и воздух приобрел туманный оттенок. Юкка одобрительно хмыкнул. Мы шли рука об руку по чужой стране. И воняли с одинаковой силой.

Мы сидели на лавочке променада Брайтон-бич, жарились на солнце и лениво обдумывали своё положение. Мы неуклонно скатывались по социальной лестнице. Деньги таяли, от нас начало пованивать. Однако, это не расстраивало, а, напротив, ободряло. Роль изгоев придавала кураж.

— А давай сходим в Метрополитен? — предложил я и неумело харкнул под скамейку. Я простыл.

— В метро?

— В музей. Метрополитен-музей, — я издал хрюкающий звук, собрал в горле слизистый ком и снова плюнул.

— А это где?

— Где-нибудь в центре, наверное, на Манхэттене. Отец просил сходить.

— Всё равно в центр надо ехать… но если это дороже десятки, я не пойду, — строго сказал Юкка и мы отправились в музей.

Мой папаша, хоть и вояка, но с душой романтика. Он обожает всякое искусство. Даже собрал целую коллекцию репродукций картин из журнала «Огонёк». Больше всего меня интересовало изображение женщины в декольтированном платье, стоящей на кровати, к которой подступает вода. Спасаясь от воды, на кровать лезли крысы. Женщина заводила глаза к заплесневелому потолку и страдала. Действие происходило в сумрачном помещении с зарешеченным окном.