Наталья Ключарева - Деревня дураков (сборник)

«Как можно анализировать суп из столярного клея?» – вскричал Митя, и защиту перенесли на следующий год.

Вскоре после этого он и убежал в деревню. Со смутной идеей заняться историей по-настоящему, то есть в ее человеческом измерении.

Но ласточки, липы, солнечные перелески – вся эта щедрая, цветущая земля, которой он совсем не знал, – так ошеломили и оглушили Митю, что из его гудящей от солнца головы надолго улетучились все мысли.

Этим утром Ефим решил отнести отцу Константину свою икону. Прежний поп, усопший старичок Михей, увидев дедову мазню, ужаснулся, замахал на него руками, затопал ногами и прогнал из дому, как хулигана, хотя Ефим был старше на двадцать лет.

Дед в сердцах забросил доску за верстак и сделал вид, что забыл о ней. Однако новый поп неожиданно ему приглянулся, и Ефим надумал попытаться еще раз. Отряхнув свое творение от стружек, он обернул его чистым полотенцем и отправился в церковь.

У ограды дежурил хмурый детдомовец Костя.

– Погоди, – сказал он, – у него один кастрат заседает. Хозяин лесопилки.

– И долго он там будет? – остановился Ефим.

– Пока со стула не сверзится, – сплюнул Костя. – Я ножку подпилил, пока они во дворе трындели.

– Не плюй на землю, – заметил дед. – А то держать не будет.

Костя криво ухмыльнулся:

– Нашел чем пугнуть. Еще про Буку поври!

Ефим утомился этим бессмысленным прекословием и прошел во двор, посреди которого возвышался огромный джип размером с трактор. Дед присел на завалинку под открытым окном сарая и вознамерился немного вздремнуть.

– Тоска смертная, – произнес у него над головой высокий, будто бабий голос. – Деньги есть, все есть, счастья – нет. Куражусь вот со скуки. Недавно купил деревню – название приглянулось: Докукино, а я – Докукин. Твари эти, в администрации, сначала заикнулись, что там, мол, люди еще живут. Я приплатил – продали прямо с народом.

– И что же вы теперь с ними делать будете? – спросил отец Константин. – Женить и в карты проигрывать?

– Кого там женить! Одни старухи. А в карты я не играю – зарок. Братан из-за рулетки удавился… Тоска смертная!

– Да, трудно богатому.

Тут раздался резкий треск и грохот – это не выдержал подпиленный Костей стул.

– Давай, что ли, – сказал после небольшой заминки высокий голос, – снесем к чертям эту хибару и отгрохаем тебе нормальный поповский дворец? С сауной и подземной стоянкой?

– Зачем?

– Да так, от скуки.

Они замолчали, и Ефим, разомлев на припеке, стал незаметно уплывать в сон.

– Слышь, может, церковь отштукатурим? – прорезался опять хозяин лесопилки. – Кресты позолотим? А?

– Думаете, поможет?

– Прежний поп обещал.

– Да нет. Вас только любовь вылечит.

– Любовь?! – жалобно воскликнул богач. – Мечтать не вредно! Я знаешь, как хочу, чтобы меня кто-нибудь полюбил! Не за деньги, а просто! Только так не бывает.

– Нет! Не вас, а вы! Надо, чтобы вы сами полюбили.

– Я? Ну, я, конечно, тоже полюблю, в ответ.

– А вы не ждите. Начните первым.

– Ха! Нашел дурака! Толоконный лоб! Жизни совсем не знаешь! Эти стервы спят и видят, чтоб я нюни распустил, а они бы под шумок всё к рукам прибрали!

Грузно заскрипело старое крыльцо. Дед Ефим приоткрыл глаза и увидел спускавшегося во двор хозяина лесопилки. Тот был необъятно толст, кудряв и напоминал чудовищно раздутого розовощекого младенца. Лицо его было надменно и несчастно.

Он погрузился в свой вездеход, отчего передняя ось могучей машины просела почти до земли, и крикнул стоявшему на крыльце отцу Константину:

– Не дури! Подумай насчет куполов! Чистым золотом! Как у Христа Спасителя!

Когда богатый человек уехал, в сарай серой поземкой прошмыгнул Костя. Через минуту послышался яростный стук: детдомовец чинил многострадальный стул.

– А вы чем порадуете? – устало спросил отец Константин, садясь на завалинку рядом с Ефимом.

– Я тебе в церкву икону принес.

Ефим развернул полотенце и свирепо засопел от волнения.

– Это кто? – слегка опешил отец Константин.

– Как кто! Нищий Лазарь в раю.

На иконе был изображен большой добродушный Авраам, похожий на Деда Мороза. Одной рукой праотец гладил по голове прильнувшего к нему крохотного Лазаря, другой – здоровенного лохматого пса. Еще три дворняги лежали у ног Авраама и улыбались во всю пасть.

– Прежний поп сказал: собаки в раю – ересь! А я считаю, заслужили. Они одни к нему по-человечески относились. Язвы лизали, жалели.