— Как там бюро? — хозяин сделал вид, что интересуется гостем.
— А-а, — Лукьянов положил на стол раскрытую коробку "Казбека". — Сняли тебя, Кузьмич, с работы.
Агапов криво усмехнулся, разминая папиросу:
— Давно пора — нашли клубника.
— Куда пойдёшь?
— В МТС, конечно, — там Назаров не властен. Я ж танкист, тракторист, Фатеич, мне ли хороводы водить?
Агапов сжал в кулак крепкую ладонь перед носом бывшего командира. Лукьянов оживился: не сломлен дух полчанина — порядок в танковых войсках.
— Это ещё не всё. Строгача тебе впаяли, с занесением. За развал и непартийное поведение — никто ведь не знал, что у тебя такое горе. Ладно, из партии не попёрли, но это был бы перегиб. На это бы Босой бюро не сломил, но хотел — чувствовалось.
Лукьянов внимательно наблюдал за лицом собеседника.
Агапов горестно покачал головой:
— Вот ведь как…. Хотели Назарову, а врубили Агапову. Бюро, как дышло, куда повернул — то и вышло.
— Ну, это ты погоди…. Вот первый приедет… Я сам к нему пойду…. Не так Босой дела ведёт, не туда… Газетчикам врубили, придрались и врубили. А всем ясно: за фельетон против Назарова. Силён Василий Ермолаевич.
— Это всё?
— Нет. Ячейку вашу распустить решили. На два колхоза и МТС одна у нас будет парторганизация. Изберём тебя в партком.
— Со строгачом-то? Уволь, яви милость.
— Рано руки опускать, Кузьмич. У них ведь жалости нет: сдашься — забьют, запинают и на свалку выкинут.
— "И вечный бой, покой нам только снится", — процитировал отставной клубник. — А доченьке моей ничто уже не снится.
Так печально закончилось первое хождение во власть Егора Агапова.
Конокрады
— Ой, как ты не прав, Егор Кузьмич. Совершенно.
Завсельхозотделом Увельского райкома партии Пестряков с наслаждением вытянулся на жёсткой панцирной кровати, настраиваясь на долгую душевную беседу.
— Партия — запомни — партия сама подбирает кадры, воспитывает их, выдвигает и поддерживает. Если всякие Бородины начнут во власть ломиться, не спросясь. как же будем страной управлять? То-то.
— Бородин народу люб: он — местный, я — пришлый.
— Да не народу он люб, а ворам. Поприжал ты несунов, Егор Кузьмич, вот они и колготятся: тебя чернят, своих толкают — политика известная. Не забивай себе голову перед выборами. Я для чего сюда приехал? Правильно. Рекомендовать, поддержать, настоять. Если какая-то Кабанка начнёт игнорировать мнение райкома — до чего же мы докатимся?
— И я к тому же, Павел Иванович. Авторитет райкома — это не пустой звук, чтобы можно было так… безоглядно… ставить его под сомнение. Взвесить надо всё.
— Ох, и мнительный ты, Егор Кузьмич. С тобой на фронте, как говорится, в разведку б не рискнул.
Оба замолчали надолго. За стеной веранды Наталья Тимофеевна гулькалась с двухлетним Антоном. Анна гремела подойником, кринками, чугунами, завершая круг дневных забот. За рекой далеко на запад протянулось ровное поле, ныне жёлтое от жнивья. Солнце закатывалось, бежали длинные тени от прибрежных тополей. Над Кабанкой плыла девичья песня, грустная и тревожащая.
— Молодёжь-то не бежит? — Пестряков повернулся на бок и подложил под голову согнутую в локте руку.
— Как везде.
— Не дрейфь, Кузьмич, прорвёмся. Всех Бородиных, — он сжал в кулак длиннопёрстую ладонь, — в бараний рог.
Агапов, закурив, покачал головой:
— Думали войну перемогим, счастливо жить станем, а счастья всё нет и нет.
— Боишься? Хочешь, в райотдел позвоню, заберут твоего Бородина, выборы пройдут — вернётся.
— Оно ваша правда, Пал Иваныч, — воровства много и безобразия всякого. Не доглядишь — сплошной урон. Опереться-то не на кого — вот в чём беда. В своём селе — кумовья, зятья, дядья. Здесь — один как пёрст.
— Команду надо создавать единомышленников.
— Да мысли-то у всех одни — жить получше.
— Правильные мысли, и партия о том же думает, и ты должен: рост благосостояние народа — первейшая наша задача. Но через что — вот принципиальный вопрос. Труд, добросовестный и самоотверженный. А воровство надо, и мы будем, пресекать.
— Хорошо, труд, согласен. Добросовестный — честно отработал, честно рассчитали. Но самоотверженный… — сколько можно. Война была — понятно. Сломали врагов, пора и людям дать вздохнуть. Пора?
— К чему ты?
— К тому, что план хлебозаготовок мы выполнили, семена заложили, думал, остатнее зерно на трудодни пустить, народ поощрить за добросовестный труд. А мне — вези да вези. Чем с колхозниками рассчитываться?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу