Аравинд Адига - От убийства до убийства

– Каждый, кто начинает курить до двадцати лет, перестает развиваться как нормальное человеческое существо, – вопил мистер Лазрадо. – Пудь твой отец здесь, а не в Заливе, он поступил пы с топой в точности как я…

И до конца того дня Шанкара стоял на коленях у двери кабинета химии. Стоял, глядя в пол и думая только одно: «Он сделал это потому, что я хойка. Будь я христианином или бантом [6], он бы меня так не унизил».

В ту ночь он лежал в постели, и вдруг его осенило: «Раз он причинил мне боль, так и я причиню ему боль». То была мысль ясная и краткая, явившаяся ему как луч солнца, как кредо всей его жизни. Начальная эйфория обратилась в нетерпение, он вертелся с боку на бок, повторяя: Мустафа, Мустафа. Он должен пойти к Мустафе.

К Мустафе, который делает бомбы.

Имя это Шанкара услышал несколько недель назад, в доме Шаббира Али.

Они – все пятеро членов «дурной компании» – смотрели в тот вечер у Шаббира Али очередной порнофильм. Там одну женщину имели сзади, здоровенный негр вставлял ей и вставлял. Шанкара и не знал, что можно и так, как не знал этого и Пинто, даже попискивавший от удовольствия. Шаббир Али наблюдал за удивленными друзьями со своего рода удивленной отстраненностью: он видел этот фильм множество раз и возбуждаться от него перестал. Он жил в столь близком знакомстве с грехом, что его уже ничто не пронимало – ни блуд, ни изнасилование, ни даже содомия; постоянное созерцание порока едва ли не вернуло ему невинность.

Когда фильм закончился, мальчики повалились на кровать Шаббира Али, грозясь, что прямо сейчас и подрочат, на что хозяин отвечал: даже думать забудьте.

Шаббир Али выдал им, чтобы было чем позабавиться, презерватив, и они стали по очереди втыкать в него пальцы.

– Для чего он тебе, Шаббир?

– Для моей девушки.

– Не заливай, ты же гомик.

– Сам ты гомик!

Потом все завели разговор о сексе – один лишь Шанкара в нем не участвовал, а только слушал, притворяясь, будто размышляет о чем-то своем. Он понимал, что его все равно в такой разговор не примут, поскольку все знают: он девственник. В техникуме была одна девочка, которая «обсуждала» это дело с мужчинами; Шаббир Али «обсуждал» с ней и намекал, что одним обсуждением дело не ограничилось. Шанкара попытался дать им понять, что и он «обсуждал» с женщинами и, может, даже поимел одну шалаву на Старой Судейской. Впрочем, ему было ясно, что остальные мальчики видят его насквозь.

Али принялся показывать им то да се – за презервативом последовала гантель, которую он держал под кроватью, номера «Хастлера» и «Плейбоя», официальный журнал НБА.

– А вот это что? Догадайтесь, – сказал он. «Это» было маленькой черной штуковиной с таймером.

Никто не догадался, и он сказал:

– Это детонатор.

– Для чего он? – спросил Шанкара, встав с кровати и поднеся штуковину к свету.

– Чтобы детонировать, идиот. (Все расхохотались.) Его в бомбы вставляют.

– Сделать бомбу проще простого, – сообщил Шаббир. – Берешь мешок с удобрением, суешь в него детонатор – и все дела.

– Откуда он у тебя? – спросил кто-то из мальчиков, не Шанкара.

– Мустафа дал, – почти шепотом ответил Шаббир.

Мустафа, Мустафа. Шанкара сразу вцепился в это имя.

– А где он живет? – поинтересовался один из близнецов.

– Да там, в Гавани. На перечном складе. А что? – И Шаббир Али пнул близнеца кулаком: – Собираешься бомбу сделать?

– А чего ж?

Снова смешки. Шанкара в тот вечер ничего больше не сказал, только повторял про себя: Мустафа, Мустафа, боясь, что забудет это имя, если так и промолчит весь вечер.

Он сидел, помешивая третий молочный коктейль, и тут в кафе вошли и уселись за соседний столик двое полицейских. Один заказал апельсиновый сок, другой спросил, какие сорта чая подают в этом кафе. Шанкара встал – и снова сел. Он знал: сейчас они заговорят о нем. И сердце его забилось сильнее.

– Взорвался всего-навсего детонатор, он и разбросал удобрение по всему классу. Идиот, который изготовил бомбу, думал, что это совсем просто: сунул детонатор в пакет с удобрением – и все. И хорошо, что он так думал, иначе кто-то из мальчиков мог и погибнуть.

– Куда катится молодежь нашей страны?

– Теперь у них на уме только секс, – секс да насилие. Вся страна обращается в один сплошной Пенджаб.

Один из полицейских заметил, что Шанкара смотрит на них, и сам уставился на него. Шанкара отвернулся. Может, лучше было остаться с тетей Урмилой? Может, вообще не стоило сегодня из дома выходить?