— Я увижу тебя в субботу?
— Да. Я, может быть, немного задержусь. Ещё один поцелуй.
О чём мужчина сейчас сожалеет: он избегал спросить у Поло имя, не выражал ни малейшего интереса к его работе или жизни, он никогда не приглашал выпить пива, никогда не садился с ним рядом и не говорил:
— Расскажи о себе. У тебя есть дети?
Если бы всё не вышло так плохо, он мог бы с большим удовольствием вспоминать о тех вечерах в парке Миссии — аромат «Поло», обозначающий, что он уже в кабинке, его ждущие пальцы забираются в рот, когда мужчина берёт его сзади, дождь и гром скрывают шум их соития. Или, в частности, в ту светлую ночь, когда они встретились перед общественным туалетом и увидели три полицейские машины, припаркованные в нескольких ярдах.
— Давай пойдём куда-нибудь ещё, — предложил Поло. — Куда-нибудь, где будет тихо.
— Я знаю одно местечко, там отлично.
Они пошли вдвоём, Поло вёл «субурбан» мужчины — ехали с открытыми окнами, мчались в сторону Тусонских гор, неожиданно обнаружив себя в милях и милях от общественного туалета, припарковались в дальнем конце смотровой площадки.
Как прекрасно было смотреть на звёзды, мерцающие в вышине, как приятно и расслабленно, — весь город растянулся внизу, — и позже, когда он, утомлённый, возвращался домой, как жаль было мужчине вспоминать об интимной близости с Поло там, в машине, когда они обнимались на сиденье перед сексом, некоторое время беседуя о звёздах, словно влюблённые, и о непостижимости вселенной.
— Потрясающе, весь этот космос, и темнота, и мы плывём в ней.
— Это красиво, сегодня так ясно.
— Я знаю, ведь так и есть?
— Мне здесь нравится.
— Мне тоже.
— Мне нравится быть здесь с тобой.
Сейчас он думает, что это должна была быть Джулия. Это должна была быть она — она, и больше никто. Он всегда должен был быть с ней…
Во сне Тобиаса мужчина бежал вверх по холму, ночью, недалеко от удалённого городка (по глинобитным домикам и низким горам Тобиас решил, что городок должен существовать в одном из малонаселённых пустынных районов юго-запада). Задыхаясь, он продолжал бежать вверх, нёсся трусцой к одинокой кабинке, обнаруженной в конце грязного тупичка — по ту сторону от полоски сосновых деревьев и креозотовых кустов.
— Приятель, ты бежал как подорванный — ты мчался на всех парах, правда, была зима и было холоднее, чем у ведьмы за пазухой, — и пар у тебя изо рта вырывался, как выхлопные газы из автомобиля, — нельзя было сказать, что гналось за тобой, было слишком темно, — но ты повернулся и оглянулся, повернулся и оглянулся — может быть, что-то там наступало тебе на пятки, не могу точно сказать, — на тебе не было куртки и ботинок, ты трясся и дрожал, зубы у тебя стучали, но ты делал всё, чтобы попасть в ту кабинку, — тебе лучше было попасть внутрь, потому что там было всё освещено, там было тепло и безопасно — ты это знал.
В другом сне Тобиаса, в том, о котором он рассказал на прошлой неделе, дело касалось деталей того, как они добывали фураж.
— Самое странное, что ты напихал себе в рот травы, жевал её, словно лошадь, от этого губы у тебя стали зелёные; и я сказал тебе: «Приятель, почему ты ешь эту дурацкую траву?» Ты ответил: «Это топливо, которое мне нужно для полёта». Больше ты ничего не ответил, потому что зажевал ещё травы. Насколько я знаю, туда ты и отправился — взлетел в небо, хлопая руками, словно птица, поднимаясь вверх, паря надо мной. «Приятель, — завопил я, — когда ты спустишься?!» Хотя ты уже был далеко от меня, превратился у меня на глазах в точку. «Ничего себе, — думал я, — ничего себе, старина, ух ты, приятель!..»
Содержание этих снов было тревожным, так что мужчина старался не задумываться о них. Вместо этого он напоминал себе, что Тобиас знает его только как приятеля, друга-бродягу, случайно встреченного шатающимся по Папаго-парку (Тобиас никогда не спрашивал его настоящее имя, и мужчина никогда его не произносил). По ночам они не спали и разговаривали, Тобиас не выказывал интереса к прошлому мужчины, никогда не интересовался его обстоятельствами; мужчина придерживался той же позиции.
Однако, даже не зная, кем именно является его приятель или что с ним приключилось, откровения двух снов Тобиаса, полных неясного значения, были открыты для интерпретации — мужчину охватило чувство чего-то неприятно знакомого: есть траву для того, чтобы летать, — абсурдно, но мальчишкой он стриг газоны, работал по выходным, чтобы купить модель аэроплана, временами экономил на завтраках, чтобы ускорить покупку «Корсара F4U», или «Джи Ви Рэйсера», или «Т33 Джет Трэйнер». Они с отцом строили аэропланы вместе, проводя часы за этой работой, модели, которые они собирали в сарае, вскоре занимали место в его спальне (на прозрачных пластиковых нитях на вертикальных кронштейнах, достаточно гибких, чтобы изогнуть их в поперечину).
Читать дальше