— Привет, мистер Коннор, как дела?
— Привет, Джеймс.
— Странно видеть вас здесь.
— Я тоже так думаю…
Затем, заняв заднюю кабинку, он заметил, что заветная щель оказалась запечатанной, покрытой квадратной металлической табличкой, привинченной шурупами. В эту минуту пассаж для взрослых совершенно утратил свою привлекательность. Он больше не терял ни минуты, вышел и быстро прошёл через магазин к дверям, натянул куртку на голову, пересёк парковку — дождь барабанил по нему, ветер рвал его одежду; этот же ветер подталкивал его «субурбан» по шоссе, увозил всё дальше от дома — он доставил его в парк Миссии, в общественный туалет, в сырую кабинку, которая казалась более соблазнительной, чем относительно безопасная задняя кабинка в Гризвуде. Он оказался там не один — там ждали и другие, как минимум трое, они занимали соседние кабинки и притоптывали ногами.
Новые лица, новые тела, новые рты.
Он покинул туалет несколькими минутами позже, усталый и сонный.
На следующий день он вернётся сюда.
«Словно чудо, — думал он, укладываясь в кровать. — Словно рай…»
Дождь бил в окно комнаты для гостей, успокаивающий и монотонный.
Затем он отвлёкся от окружающей обстановки и уснул, но до того снова мысленно ненадолго посетил туалет: следы мочи видны были даже в полумраке, дверь кабинки открывалась внутрь, кто-то, похожий на привидение, тянулся к нему с шёпотом:
— Да…
Словно чудо: он может пойти туда завтра, он туда вернётся.
Словно рай.
Правда, вскоре он осознал, что общественный туалет предлагает меньше разнообразия, зачастую до дела не доходило (он напрасно ждал у писсуара, надеясь, что кто-нибудь станет рядом с ним — кто-то, кого он потом может увлечь в заднюю кабинку). Но даже если так, обстановка не могла быть лучше — крики детей, играющих на улице в бейсбол, шаги, эхом отдающиеся на каменном полу, звук струящейся мочи — всё это усиливало ощущение риска, сопровождало стоны и приглушённые возгласы.
Там он мог получать сексуальное удовлетворение, закрывая глаза и глубоко дыша, когда другие, очевидно, мыли руки у раковины; когда он закончил трахать кого-то, подростки-баскетболисты явились пописать в нескольких футах от него:
— Парень, вот атас — ты это видел? Я надрал ему задницу!
Он скользнул в другую кабинку, совокуплялся с тем, кто начал обслуживать его по вечерам в четверг и субботу. Поло — так называл его мужчина из-за одеколона, которым тот иногда брызгался, потому что мужчина не знал его настоящего имени.
Поло: он говорил о себе как о пассивном партнёре — «но никаких вольностей, обязательно презерватив» — и, судя по золотому кольцу на его пальце, мужчина сообразил, что их ситуации похожи.
— Мягче, не так быстро.
— Мужчина стоял перед Поло.
Поло наклонился, упёрся руками в сиденье унитаза.
— Ну хорошо, скажи, если будет больно.
— Мне не больно — это отлично, двигайся медленней…
Как слаженно двигались их тела, как исключительно он чувствовал себя — проталкиваясь внутрь Поло, высвобождаясь, проталкиваясь снова. Ни один из ртов в заветной щели не был таким мягким, тугим и тёплым; он никогда не эякулировал так сильно, как тогда, когда кончал в рот Поло.
— О чёрт, — с запинкой произносил мужчина, — о боже…
После Поло поворачивался к нему, подносил губы к уху.
— Спасибо тебе, — говорил он. — Ты — потрясающий.
— Так же как и ты.
— Спасибо.
Взаимности не требовалось; Поло хотел только угодить, отсосать или быть трахнутым. Постоянство этих отношений (еженедельно он бывал там всегда вовремя, мог, если нужно, подождать) порождало в мужчине нежность к партнёру, он был всегда рад, когда заставал его слоняющимся в парке у туалета или терпеливо ждущим у писсуара. Часто Поло можно было найти в задней кабинке — хотя временами мужчина не был уверен, в самом ли деле это он стоит там в тени (разница между одним партнёром или другим стиралась из-за предсказуемости каждого сношения). Это, конечно, было не важно, даже несмотря на то, что виделись они в основном в темноте, он мог сказать, что Поло был привлекателен: примерно его возраста, в хорошей форме — короткие волосы и большие глаза делали его моложе (он был хорошо одет, строен, в коричневых ботинках-докерах, в застёгнутой на пуговицы рубашке), сразу после секса он привычно целовал мужчину в шею, выражая нежность, которая являла резкий контраст с поведением мужчин в пассаже.
— Было хорошо?
— Очень.
Затем поцелуй, влажные губы касаются шеи мужчины.
Читать дальше