Иосиф Гольман - Ради тебя одной

– А Катерин? – дрогнувшим голосом спросил я.

– Нету больше твоей собачки, Сереженька.

– Убили?

– Да. Да как!

– Теть Даш, говори все! Что там было?

– Они его всего изрезали! И застрелили.

– Изрезали или застрелили? – Бедный мой Катерин! Это они меня пугали. Нашли кого пугать.

– Сереженька, там и дырки от пуль, и ножами… Что ж это такое, а, сынок? – Давненько тетя Даша не называла меня сынком. Очень напугана. Но, как всегда, наблюдательна: не зря всю жизнь проработала операционной сестрой.

– А ты выстрелов не слышала?

– Нет, Сереженька.

«Если в панельной пятиэтажке не слышно выстрелов, значит, стреляли из бесшумного оружия», – делаю очевидный вывод я.

– Милицию вызывала?

– Да. Приезжали, писали чего-то. Опрашивали жильцов. Я не говорила, что слежу за квартирой.

– Ну и правильно. Правда, соседи могли сказать. Где сейчас Катерин?

– Похоронила я его, Сереженька. В парке. Недалеко. Потом покажу могилку. И еще: пулю я одну подобрала, она насквозь прошла. Остальные, которые внутри остались, не трогала, но милиция и не интересовалась. А с зубов кусочек тряпочки сняла. Видно, он кого-то зацепил. Он же какой смельчак был, – всхлипнула тетя Даша, при жизни Катерина не слишком любившая. – Я в конвертик все положила.

– А куда конвертик дела?

– Никуда. При мне он.

– Молодец. Я за ним заеду.

– Давай. Только побыстрее, ладно? Боюсь я, Сереженька. Это ведь не воры, правда?

– Правда, тетя Даша.

– Ты вернешься? Я боюсь за тебя. И как там Аленька?

Разговор надо было прекращать. Если у них все так серьезно, на тетю Дашу уже могли выйти. Она-то ничего не знает, так что, скорее всего, ей больше ничто не грозит. А вещдоки надо срочно изъять и вывести ее из игры.

– Я обязательно вернусь, тетя Даша. Больше звонить не буду. В мою квартиру не заходи. И ничего не бойся. Все будет хорошо, обещаю.

– Хорошо бы так, – снова всхлипнула тетя Даша. Никакой она не кремень, а нормальная усталая шестидесятипятилетняя женщина. И за ее слезы они тоже заплатят. Если не поймают меня раньше, конечно…

– В общем, так, – подытожил Ивлиев. – Переходим на осадное положение. У тебя оружие есть?

Я молча отогнул полу куртки, продемонстрировав «П-38», позаимствованный у Блондина.

– «Вальтер», – сказал дед. – Хорошо, но опасно. Ствол может быть «грязным».

– Выбирать не приходится, – равнодушно отмел я. – Если у человека насморк, а находится он в горящем самолете, то его больше волнуют проблемы с самолетом.

– Я принес тебе телефон, – он протянул мне новенький «Сименс». – Чистый. Зарегистрирован на случайного человека. Номер знаем только я и Ефим.

– А ему-то зачем? Не надо бы его ввязывать!

– Боюсь, он уже ввязан. Они ж не в курсе, что ты действительно только продаешь выставочные системы. Без нужды не звони, лишь в крайнем случае.

– Знаю. Куда Альку денем? – спросил я. Разговор мы вели на промороженной терраске, а Аленька в комнате готовила немудреную еду.

– Ее надо спрятать. С Ефимом посоветуемся.

– Опять Ефим? – поморщился я. – Не надо бы сюда штатских. Все очень остро получается.

– Сам знаю, что не надо, – вздохнул старик. – Не справиться нам без него. А официальный путь мне закрыт. После твоих ковбойских дел в том шалмане.

Я виновато промолчал. Конечно, все можно было бы провернуть умнее. Если б заранее знать, что меня там ожидает.

– Ладно, поехали, – сказал дед.

– А завтрак?

– В городе позавтракаем. Раз вышли на квартиру, значит, выйдут и на работу, а там до дачи два хода. Надо убираться отсюда.

Мы зашли в теплую комнату, залили огонь в камине водой из вскипевшего чайника и, невзирая на Алькины протесты, через четверть часа уже ехали к столице.

Бутерброды, сооруженные Алей, были превосходны, но нас с дедом они не радовали: будущее представало в высшей степени опасным. Это не пугало бы меня вовсе, если бы я, как и раньше, отвечал только за себя. И еще я никогда не прощу им моего Катерина. Этот щенок им дорого обойдется!

Уже в городе зазвонил телефон Ивлиева. Он немногословно поговорил и дал отбой.

– У Ефима мелкие проблемы, – объяснил старик, – он тут рядом, сейчас подъедем к нему. – И остановил машину у придорожного кафе. – Аля, ты идешь завтракать. Никуда не выходи, пока мы за тобой не вернемся. – Он дал ей денег, чем сильно уязвил меня. Алька – моя, и кормить ее должен я.

Невзирая на протесты спешащего Ивлиева, я на всякий случай проводил мою ненаглядную в кафе и, оглядев помещение, посадил за столик. Кафе как кафе. Ничто не предвещало проблем, да их наверняка и не будет.