Майгулль Аксельссон - Лед и вода, вода и лед

— Томми теперь на фирме звукозаписи. Занимается бухгалтерией. Пео — при какой-то танцевальной группе. Насчет Буссе и Никласа ничего не знаю. Правда.

Внезапно послышались голоса. Сюсанна делает шаг назад и снова становится на пороге каюты. Голоса приближаются. В коридоре появились Аманда и Бернхард, оба поднимают руки, приветствуя Сюсанну, а потом отворачиваются к двери Аманды.

— Good night! [41] Спокойной ночи! (англ.) — кричит Аманда.

— Good night, — отвечает Сюсанна.

И стоит молча, пока они заходят в каюту. Смотрит на Роббана. Он съежился. Опустил голову. Вид у него жалкий.

— Бедняга ты, — говорит Сюсанна. — Несчастное создание…

Он поднимает голову, бросает на нее злобный взгляд:

— Я не бедняга!

Сюсанна опять улыбается:

— Как же! Именно это ты и есть. Бедняга.

Наступает молчание. Оба стоят не шевелясь и смотрят друг на друга, разделенные стилетом. Наконец Сюсанна вздыхает.

— Я много думала о том, что хотела бы тебе сказать, — говорит она. — О том, что говорят человеку, который писает на стенку в каюте. Например. Или о том, через что пришлось пройти моим родителям и маме Бьёрна. Что мне самой пришлось тогда пережить. Но я не собиралась говорить тебе, что ты виноват в его смерти — потому что я в самом деле так не считаю, просто хотела напомнить, что у тебя нет никаких оснований ему завидовать. Бьёрн умер сорок лет назад. Ты жив. У тебя еще есть твоя маленькая светлая дырочка посреди великой тьмы, но ты на это наплевал…

Она умолкает. Морщится.

— Тьфу. Неохота с тобой разговаривать. Мне нечего тебе сказать.

И она, вздохнув, умолкает, чуть опустив руку со стилетом, и в следующую секунду видит, как Роббан выпрямляется. Она снова поднимает руку и нацеливает на него лезвие.

— У тебя есть две альтернативы, — говорит она. — Возможно, даже три, если считать ту, что ты бросишься на меня, чтобы заставить меня замолчать. Но эта альтернатива несерьезная, мы оба это понимаем. Я знаю, что у тебя рука раненая, и я схвачусь именно за нее и укушу именно туда. Кроме того, я успею позвать на помощь. Как только ты попытаешься что-то сделать, я крикну. Остаются две альтернативы. Мы приглашаем сюда капитана. Я зову Улу и Магнуса из соседней каюты плюс какого-нибудь еще матроса или механика из другой каюты. А еще Бернхарда и Аманду, из каюты в конце коридора. Я рассказываю им всем, что обнаружила тебя в своей каюте и что ты занимался тут странными делами. Вот эта голова, сам понимаешь. Нехорошо получится. Значит, так. Кто-нибудь оповестит капитана, остальные тебя задерживают. До окончания экспедиции тебя куда-нибудь запрут, а по возвращении мы увидимся в суде.

Роббан кривит верхнюю губу, пытается изобразить непокорство. Очевидно, снова видит себя в лучах рампы. Сюсанна чуть вздыхает.

— Это я буду давать интервью, а не ты, — говорит она. — А в нем я не стану тактично умалчивать о том, что ты пописал тут на стенку, или о твоих поползновениях насчет Аманды. Имей в виду. А это может повлиять на твое положение в университете.

— А третья альтернатива? — спрашивает Роббан, вдруг совершенно трезвым голосом.

Сюсанна опять вздыхает:

— Третья альтернатива — ты отдаешь мне ключ. Я не знаю, как ты его раздобыл, и меня это, честно говоря, не особо интересует. Но если ты отдашь мне ключ и исчезнешь с моих глаз, то я забуду, что видела тебя или слышала твое имя. Это будет фактически твое освобождение. Ты станешь ничем. Перестанешь существовать. Как тебе такой вариант?

Роббан стоит не шевелясь и глядя прямо перед собой, а потом принимает решение. Сунув руку в карман, он достает ключ и кидает Сюсанне. Это очень выверенный бросок, ключ не попадает в нее, а падает к ногам. Сюсанна смотрит на ключ, потом на Роббана.

— Подними, — говорит она. Ледяным голосом, она сама слышит.

Роббан смотрит ей в глаза, чуть улыбаясь. Проходит пять шагов, отделяющих его от нее, падает на колено, поднимает ключ и протягивает ей. Кривляется. Паясничает. Работает на публику. Еще больше волос выбилось из его хвоста, целый их клок свесился теперь на правый глаз. Он раздражает Сюсанну. Просто до безумия. Нагнувшись, она хватает его за эту прядь, наматывает ее на руку и дергает. Роберт вскрикивает, коротко и очень пронзительно. Поднимает руки, чтобы защититься, а потом опускает, по-прежнему стоя перед ней на одном колене.

— Заткнись, — говорит Сюсанна. Слушает себя и поражается. Она что, в самом деле велела ему заткнуться? Да, точно. И упивается этим, упивается тем, что смогла привести его к покорности. Она стоит тихо, вслушивается в звуки коридора. Все как обычно. Сердце «Одина» мерно бьется. Бумс. Бумс. Бумс.