Никколо Амманити - Да будет праздник

– В каком смысле?

– Ну, в общем… Оно правда обязательно?

Мантос сжал кулаки, чтобы не взорваться.

– Значит, мы не поняли друг друга? Ты хочешь остаток жизни гнить в тюрьме? Я – нет. Мы им покажем кукиш. Они не смогут нас арестовать. Мы должны принести в жертву свои жизни, чтобы спастись и обессмертить себя. Хотите вы стать легендой или нет?

– Пожалуй… – признал Мердер.

Остальные молча кивнули.

– Прекрасно. Тогда мы можем переходить к пункту номер один нашего плана: Сильвиетта и Мердер отправляются добывать официантскую форму, ты, Зомби, иди искать ножницы, я…

– О! Вы, четверо, чем заняты? – Один из людей Антонио вырос у него за спиной. – Мне нужна помощь. Ты. – Он показал на Мантоса. – Отнеси на виллу ящик “Мерло ди Априлиа”, живо.

Мантос поднялся и шепнул, уходя:

– Встречаемся здесь через пятнадцать минут.

Перебрав мысленно тысячу вариантов, как эффектнее обставить свой выход, Фабрицио Чиба решил в конце концов сделать ставку на Симону Сомаини.

В центре итальянского сада открывалась круглая терраса с большим каменным фонтаном шестиугольной формы. На поверхности воды плавали розовые лепестки. По бокам стояли традиционные сицилийские повозки, расписанные снизу доверху узорами и полные всевозможными угощениями. Ледяные скульптуры ангелочков и фавнов таяли под теплыми лучами вечернего римского солнца. В углу были накрыты столы. Между гостей гуляли павлины, фазаны и прирученные индейки. Музыканты на ходулях исполняли барочные арии.

Уже было полно гостей. Представители шоу-мира, политики и в полном составе команда “Рома”, рьяным болельщиком которой был Кьятти.

Фабрицио шел под руку с Симоной, гости расступались, пропуская их. Он чувствовал на себе их завистливые взгляды. Сегодня он решил надеть ту же маску, что и на презентации на вилле Малапарте. Мечтатель, потерянный и скучающий, по необъяснимым ему самому причинам оказавшийся среди этих столь чуждых ему людей. Он завидел тележку с крепкими напитками.

– Будешь что-нибудь, Симона?

Актриса с содроганием взглянула на бутылки со спиртным.

– Стакан холодной воды.

Фабрицио махнул два скотча подряд. Алкоголь расслабил его. Закурив сигарету, он принялся рассматривать гостей, словно рыбок в аквариуме. Все глядели друг на друга, узнавали, оценивали, приветствовали друг друга легким кивком головы и самодовольно улыбались, осознавая, что входят в число избранных мира сего. Фабрицио только не мог понять, нервирует или радует их тот факт, что на сей раз здесь нет аплодирующей публики.

Немного погодя он заметил, что в сторонке за столиком, в полном одиночестве, сидит старик.

“Нет! Не может быть! И он тоже…”

Умберто Кручани, великий автор “Великой западной стены” и “Хлеба и гвоздей”, шедевров итальянской литературы семидесятых годов.

– Это же?.. – хотел он спросить у Симоны, но спохватился и удержался.

Что делает здесь Кручани? Он уже двадцать лет живет затворником на ферме к северу от По!

Маэстро смотрел вдаль в сторону холмов, суровый взгляд из-под густых бровей. Казалось, он совсем не здесь, словно стеклянный колокол одиночества отделял его от происходящего.

– Как тебе праздник? По-моему, просто шик. Кьятти уже побил все рекорды.

Фабрицио обернулся.

Бокки стоял с бокалом мохито в руке. Он был уже вспотевший, лицо пунцовое, глаза горели от возбуждения.

– Да, ничего, – сухо обрезал писатель.

– И все тут! Знаешь, сколько народу говорило, что не придут, даже если им приплатят? Что это дешевая показуха? Пришли как миленькие.

Фабрицио показал на старого писателя:

– Даже Умберто Кручани тут.

– Это еще что за хрен с горы?

– Ничего себе – “хрен с горы!” Это же классик. Наравне с Моравиа, Кальвино, Табурни. Прикинь, прошло сорок лет, а его книги все еще в топ-листе. Если бы “Львиный ров” продавался вполовину того, как продается “Хлеб и гвозди”… Я бы тогда успокоился, тоже бросил бы писать…

– А он что, бросил?

– С семьдесят шестого больше ничего не публиковал. Но моя агентша сказала мне, что он уже двадцать лет работает над романом, который хочет опубликовать посмертно.

– Кажется, долго ждать не придется.

– Кручани из того поколения художников, которого больше нет. Серьезные люди, привязанные к родным корням, к деревенской жизни, к ритму полей. Посмотри, как он сосредоточен, возможно, он как раз сейчас обдумывает ударную концовку своей книги.

Хирург потянул коктейль через трубочку.