Михаил Чулаки - Во имя Мати, Дочи и Святой души

Ну вот и привела Госпожа Божа Клаву в корабль спасательный, в семью верных и избранных. Долго вела Она-Они, испытывали терпение – и довели наконец до спасения.

Но и делать было нечего – вот так сразу. Невозможно же спасаться каждую минуту. Разве что опять Соню обнять или боровка позвать для братских поцелуйчиков? Клава раньше и с мальчишками обжималась, и на коленях у Павлика бомбочки с ликером зарабатывала, но между других дел! А здесь, вроде, и нет ничего другого.

И снова Соня будто мысли прочитала:

– А жизнь здесь – другой не надо. Ни уроки учить, ни дома крутиться. Меня дома еще до корабля и в кружок английский, и в теннис. Совсем спятили предки, а душа гибла. И ничего нельзя, и «упаси Бог» каждую минутку! Уже бы аду беспрощенному меня обрекли, если бы не Свами.

– А тебя не ищут – родители? – опасаясь за себя уточнила Клава.

– Найдут они – как же! Я ведь из Москвы. А пишу им два раза в год – через сестер секретных – в Пензе письма опускают. И пишу каждый раз: будете искать насильно, сожгусь в вашей мерзкой квартире – и сама, и со всеми книжками. Как же, у меня ведь папочка – фил! Книжки собирает, любит их больше нас с мамой. А что в этих книжках? Ни слова правды про Госпожу Божу. Не понять ему, что все прежние книжки без Неё-Них напрасные… Хочешь – и тебя в Пензе спрячут. Или в Москве… Зато здесь в корабле – жизнь! Ведь чего всем хочется? Одной ласки. У всех одно на уме, я еще по литературе проходила раньше на все пятерки. Любовь да любовь. Только отвлекаться от любви приходится – потому что жрать надо заработать. Божа сначала Адама с Евой в раю поселила, а потом когда выгнала за ложь перед Нею-Ними, сказала: «Будете пахать в поте спины». И пашут все. А мы как в раю снова: любим и больше ничего. И не пашем, а подкрепляет Госпожа Божа по щедрости Её-Их. Поняла? И радуемся. Каждая – отдельно, а утром и вечером вместе. Пора уже.

И тут их прервал колокольчик.

Соня определила точно – как по внутренним часам.

– Зовут, – спохватилась Соня. – Побежали.

– Быстрей! – торопила, таща Клаву за руку. – Кто последняя – щипчики получит!

Сестры бежали со всех сторон.

Они прибежали опять в молельню.

Из другой двери в передней стене вышла Свами.

Все упали навстречу ей на колени и лбами коснулись пола. И Клава за всеми.

– Все здесь? – звучно спросила Свами.

Как будто и сама не проникала всех насквозь – и каждую отдельно. Каждого тоже.

– Все наличные, а последняя – сестра Надя, – доложил горбатый мужичок.

– Сплюха-копуха! – закричали все. – Сплюха-копуха!

– Щипчики ей – и с вывертом! – приказала Свами.

Горбун вывел ту самую толстую глупого вида кухонную сестру, которая размазывала кашу по мискам, сорвал с нее обвисший потертый плащ, скорее – балахон, и все сестры с визгом бросились на нее и стали щипать дряблую кожу. И Клава со всеми.

– Ой, Божа, помилуй, Божа! – повторяла толстуха.

Боровки в этом не участвовали. Они расположились сзади, стоя на четвереньках – как и полагается их породе.

– Ну будет, – кивнула Свами, и толстуху оставили в покое.

Та подняла свой балахон и поплелась на место.

– Кто копается, не бдит перед Госпожой Божей, тот притягивает к нам мерзость мира, – объявила Свами. – Прогоним мерзость мира, любезные сестры!

– Прочь мерзость мира, прочь мерзость мира, – быстро-быстро стали бормотать все.

И Клава со всеми.

– Быстрее! – вскрикивала Свами. – Еще быстрее!

Захлебываясь быстрыми словами, Клава словно бы взлетела. Ей казалось, от нее исходит сила, отгоняет эту мерзость, которая отодвигается и вылетает в окна.

– Люди – белые обезьяны! – возгласила Свами. – Люди неверные – белые обезьяны!

И все забормотали, перегоняя подруга подругу:

– Белые обезьяны… белые обезьяны… белые обезьяны…

Отвратительные белые обезьяны – правда! И сама Клава была прежде только белой обезьянкой. А мамусенька с папусей – подавно. А Павлик? Он и до обезьяны не дотягивал. Да все, все, все!

И как же сладко очиститься, уйти из обезьяньего стада!

– Знают только жрачку и случку!

– Жрачку и случку… – забормотали, – жрачку и случку…

– Только мы вышли из обезьян! Только мы познали любовь Божи!

– Любовь Божи… любовь Божи…

И сладко стало, и легко – будто уже в раю.

– Мы спасемся! Наша – жизнь вечная!

– Вечная… вечная… вечная…

– Мы спасемся, когда Госпожа Божа выметет за порог невров и неверок как мусор человеческий! Мусор – в пекло, а нам в чистом доме с Мати, Дочей и Святой Душой – жизнь вечная!