Анатолий Аврутин - Журнал «День и ночь» 2009 № 5-6

— Вика, больно? — спросил Вадик, сочувственно заглядывая сестре в глаза.

— Нет, всё нормально.

И она продолжала шить. Но вскоре снова ойкнула и отбросила иголку.

— Что? Опять? — спросил Вадик с испугом.

— Ты где взял иголки? И вообще, откуда эта игольница? — раздражённо ответила сестра.

Братишка виновато поморгал глазками и ответил:

— На столе взял.

— Но у нас такой нет. Принеси нашу игольницу из шкафа.

Вадик так и сделал. А потом осторожно взял в руки бурую подушечку с иголками. И что же с ней делать? Он пошёл в коридор, достал из тумбочки набор инструментов. Что взять? Отвёртку? Стамеску? Или щипцы? Но потом решил, что молоток больше подойдёт. Его сестра пострадала из-за неизвестно откуда взявшейся игольницы, и теперь Вадик отомстит за неё. Он размахнулся и с силой ударил по игольнице.

— Ой! Больно! Очумел, что ли? — крикнул кто-то.

— Вика, это ты кричишь? — повернувшись в сторону комнаты, громко спросил мальчик.

— Нет, Вадик, я не кричу. Я шью, — ответила Вика из комнаты.

Недоумённо пожав плечиками, Вадик снова замахнулся молотком. Вдруг игольница качнулась и превратилась в шар, утыканный длинными острыми иголками. Лапы-ветки воинственно растопырились в разные стороны. Послышался чей-то возмущённый голос:

— Я кричу! Мне больно! А этот болван долбит меня. Чего уставился? Я про тебя говорю.

Вадик, виновато заморгав глазами, спросил:

— А ты кто?

— Я кошмарик Шип. Ну, как? Страшно стало?

— Нет. А что, должно быть страшно? — спросил мальчик.

— Конечно. Тебя должно затрясти от страха, ты должен был под стол забраться или с диким криком убежать к своей сестре. Но похоже, что ты ничего не боишься.

— Ещё как боюсь. Вчера разбил дорогую вазу, и так напугался. Маму.

Шип с интересом спросил:

— Значит, твоя мама страшнее меня?

— Нет, она не страшная. Только когда я что-нибудь разобью, всегда маму боюсь, — ответил Вадик.

— Значит, она всё-таки страшнее меня, — решил Шип.

Вадик присел перед ним на корточки и спросил:

— Хочешь шоколадку? С горячим чаем?

— Хочу, — обрадовался кошмарик.

В комнате на диване сидела Вика и шила братишке костюм, при этом она беззаботно напевала весёлую песню. А в это время маленький Вадик сидел в кухне за столом напротив Шипа, который смачно жевал шоколадку, хлебал горячий чай и жмурился от удовольствия.

В квартире № 5 грохотала музыка, от которой отчаянно раскачивалась люстра и весело подпрыгивал в кухне холодильник. Петя, сидя на стуле и держа швабру наперевес, мчался в атаку, громким голосом стараясь перекричать музыку:

— Ура! Вперёд! В атаку!

Грохотала музыка. Вопил Петя. От всего этого соседи потихоньку сходили с ума.

И тут Петя остановился: он увидел на диване розовую подушечку. Откуда она взялась? И почему он раньше не заметил её? Протянув руку, он дотронулся до неё, и вдруг глаза у него стали слипаться. Широко открыв рот, мальчик зевнул. И тогда он решил немного передохнуть, устроить привал. Ведь солдатам это просто необходимо. Петя знал, что он был хорошим солдатом, отчаянным, как Рембо. Но тут он вспомнил, что враг ещё не разбит, схватив розовую подушечку, с силой бросил её в кресло и закричал:

— Ура! Бомба летит! Та-та-та!

В кресло со свистом летели тапки, книги, игрушки. Грохотала музыка. Кричал Петя. Вскоре враг был разгромлен — не вынес такой атаки. Но кто же так плачет? Тихо, жалобно плачет. И нет никакого врага, есть кресло. Но оно же плакать не может! Петя уже большой, ему скоро будет шесть лет. И он знал, что мебель не плачет. Он подошёл к креслу, из-под груды тапок и книг достал розовую подушечку. Та хлопала голубыми глазищами и тихо плакала.

— Почему ты плачешь? Тебе больно? — удивлённо спросил мальчик.

— Конечно, больно. Тебе бы так. И она снова горько зарыдала.

Впервые в жизни мальчик растерялся и виновато пробормотал:

— Не плачь. Я больше не буду. И услышал в ответ:

— Как это не плачь? Мне больно. И я хочу спать. А музыка кричит! Ты кричишь! Тапки летят!

И розовая подушечка залилась слезами:

— А-а-а!

Пете стало стыдно. Выключив музыку, он присел на край дивана и стал неумело качать подушечку. Вскоре та всхлипнула, закрыла глаза и уснула у него на руках.

И стало так тихо, что было слышно, как об оконное стекло бьётся назойливая муха.

В тишину ворвался тревожный дверной звонок. Петя тихонько отворил дверь и увидел перед собой соседей. Широко открыв глаза, они подозрительно посмотрели на него и спросили: