Воле Шойинка - Интерпретаторы

Внезапно вспыхнули люстры, послышались аплодисменты, и публика заторопилась в фойе.

— Испугалась! Я говорю вам, эти английские девушки очень глупые! Чего она испугалась? Я, например, плакала. — Миссис Фашеи, как всегда, была неуклюжей смесью фырканья и басовитого хохота.

Она встретилась взглядом с Банделе, который стоял в стороне, и тот поклонился ей, сдержанно и отчужденно. Это удивило и оскорбило ее, и она отвернулась, не в силах поверить своим глазам. Саго работал локтями, чтобы пробиться к столу с напитками, и столкнулся лицом к лицу с Огвазором, и оба от неожиданности кивнули друг другу. Фашеи бросился на выручку:

— О, профессор, только скажите, что нужно, и я принесу.

Саго просиял:

— Предоставь это мне. Я должен поставить профессору выпивку. — И Огвазор повернулся к нему спиной и заговорил с Фашеи, после чего проследовал к Каролине, которая стояла у «Пантеона» и пыталась ногтем отколупнуть краску. Через мгновение Саго увидел, что она на него оглянулась.

Саго вручил стакан Сими и протянул другой Банделе, который, не отрываясь, смотрел на скульптуру Секони. Сими, напуганная и несчастная, рассеянно сжимала стакан.

— Банделе на что-то сердится, — сказала наблюдавшая за ним Моника.

— Ты заметила? — взорвалась свекровь. — Он только что так странно со мной раскланялся. Что с ним?

— Видите ли...

Кола замялся, и Саго продолжил:

— Его приятель сбежал и оставил на его попечение свою женщину, и Банделе это не нравится.

— Мужчины — скоты! — вынесла приговор миссис Фашеи.

— Но почему он нас избегает? — спросила Моника.

Кола все время мрачнел. Среди присутствующих не было ни одного, кто бы не знал Сими, всемирно известную куртизанку. А ушедший в себя Банделе вряд ли сознавал, что она стоит рядом с ним. Она была чужой в этом сборище и нуждалась в защите. Липкие недовольные замечания уже касались ее, мужчины подталкивали друг друга локтями, и на губах их проступала пена.

— Кажется, надо привести Сими сюда, — сказал Кола. — Если вы не возражаете, миссис Фашеи...

— Возражаю? Против чего? Против этой прекрасной женщины, что стоит рядом с Банделе?

— Да, я думал...

— Молодой человек, эта женщина — Сими, и ее мизинец стоит десяти мужчин, не пришедших сюда, и всех мужчин, которые здесь сейчас. Приведите ее. — И тут же она спросила: — Поглядите, там не друг Айо?

— Это Эгбо.

— Он не друг Айо, мама, — поправила Моника. — Банделе приводил его к нам на обед. Не называй всех на свете друзьями Айо.

— Эгбо! Идите сюда.

Пошедший за Сими Кола остановился от мысли, что присутствие Эгбо среди них может обернуться неприятностью. Он направился было к Эгбо, но остановился от взгляда, подобного взгляду разъяренной собаки. Железный взгляд упирался в группу мужчин, сплетничавших так громко, близко и неосторожно, что похотливый хохот доктора Лумойе лишал его равновесия и он натыкался спиной на Эгбо, стоявшего в шаге от остроумцев.

— Значит, она так и написала, что хочет вернуться в университет?

— В ее положении? — спросила Каролина.

— Остроумие с тяжелым брюхом, — хохотнул Лумойе.

— Что вас удивляет? Мераль ничего не значит для севременных девушек.

— Она казалась такой милой, спокойной девушкой, — прибавила Каролина.

— Ха-ха, — объяснил доктор Лумойе, — самые тихие, как правило, самые распутные. Когда она явилась в клинику, я сразу все понял. «Тихоня, — сказал я, — ручаюсь, ее беда в штрафном ударе, когда мяч попал в сетку ворот, ха-ха-ха-ха-ха...» Ик! Прошу прощения.

Фашеи несколько колебался.

— Не знаю, не знаю, у этих девушек часто нервы на пределе. Надо быть осторожней, а то они могут наделать отчаянных глупостей...

— Не беспокойся за них, — заверил его Лумойе. — Помяни мои слова, к началу семестра моя пациентка будет такая же тонкая в талии, как моя дочь, ха-ха-ха-ха.

— Все равно, — робко сказал Фашеи, — трудно им не сочувствовать.

— Не тратьте своего сочувствия на таких девиц. Пусть учатся платить за резвлечения.

Глаза Эгбо были как угли на кузнечных клещах.

— Нравственность в наши дни падает, — отметила Каролина.

— Весь наш век погряз в меральном резложении. Нам остается лишь ждать, когда пеявится студент, сезнающий свою ответственность, — тогда мы будем знать, как его учить.

— Ох, не дождетесь. Держу пари, профессор, что в следующем семестре ваши сети будут пустыми, ха-ха... Ик! Прошу прощения... — Он сказал это через плечо, делясь широкой умиротворенной улыбкой с незнакомцем, который стоял за спиной. Изогнув шею, он поднял к нему приветливое лицо, и Эгбо, не разжимая губ, плюнул в него. От потрясения ослепленный Лумойе зашатался, и рука его машинально утерла тонкую струйку слюны, тонкую, потому что во рту у Эгбо давно пересохло, а язык прирос к гортани. И плюнул он неожиданно для себя, и Фашеи, на которого наткнулся Лумойе, спросил: