Воле Шойинка - Интерпретаторы

— Никто из вас не задумывается, какие страдания он может причинить.

— Я знал, что мне надо сюда приехать, — сказал Кола. — Недоставало звена, и я его нашел. Если бы можно было сейчас в ракете перенестись с Ноем в мою мастерскую!

— Ты хочешь сказать, что «Пантеон» теперь закончен? — спросил Эгбо.

— Когда я увидел Ноя, я понял, что сегодня же должен забрать его с собой.

— Как ты это себе представляешь?

— Лазарь не будет возражать, если я скажу ему, что хочу написать новообращенного и подарить картину церкви. Я справлюсь с работой лучше, чем плотницкая жена.

— Но ему же придется что-то давать, — сказал Эгбо.

— Я могу написать нечто приемлемое для Лазаря за полчаса.

— А если Банделе прав, и Лазарь потребует, чтобы ты изобразил его на кресте?

— Тогда пусть пишет сам.

— Это было бы здорово, — говорил в раздумье Саго, — это было бы здорово. Невероятная сенсация, корреспондент — очевидец пути Христа от преображения до распятия.

— Изумительная сенсация, — глумилась Дехайнва.

— Послушай, женщина, не входи в роль Банделе. Что касается Лазаря, если редактор даст согласие, я поеду в деревню, где он воскрес, и опрошу свидетелей.

— Зачем столько хлопот? — издевалась Дехайнва. — Истина же тебя не интересует.

— Только некоторые стороны истины. Например, если мне удастся доказать, что Лазарь — стопроцентный шарлатан, то чего ради я буду докладывать об этом его пастве? Тут даже Банделе со мной согласится. Лишь некоторые стороны истины имеют существенное значение. Допустим, завтра Ной станет Христом, и Лазарь это всем раздокажет. Чья истина заставит меня раскрыть истину? Моя собственная. Или, как выразился бы Банделе, мой цинизм, мое наплевательство.

— Во всяком случае, что это даст? Паства будет по-прежнему верить тому, чему хочет верить. Разве не твоя газета разоблачала одного новоявленного Христа?

— Не помню. Должно быть, до моего возвращения.

— Он был самым дерзким из всех подобных. Он объявил, что во втором пришествии будет не страдать, но наслаждаться жизнью. Газеты развернули против него отчаянную кампанию.

— И он уцелел?

— Процветает, как никогда. В железнодорожном и хлебопекарном бизнесе. У него огромный гарем и два процесса о растлении малолетних.

— И они травили его?

— Изо всех сил.

— Вот видишь. Мир не терпит пророков радости. Все обожают страдания.

— Нет, — сказал Эгбо, — не страдания, но жертву, ритуальное принесение себя в жертву.

— Твоя беда в кровожадности. Подумай, это же очень логично. Он впервые пришел для страданий, и все согласились с его выбором. Почему бы теперь нам не признать его приход для радостей?

— Надо выяснить, процветает ли этот Христос поныне. Надо разжечь соревнование между двумя Христами. Выживание более приспособленного... на четыре полосы с фотографиями. — И Саго стал носком ботинка скидывать камни в лагуну. — Еще один разворот — только иллюстрации с подписями, — и его ботинок сбросил на белую гладь тонну типографской краски. Незаполненность пространства, казалось, распаляла его. — Заполнить все до предела! — воскликнул он, и камешки запрыгали по воде. — Короткие заметки, чтобы раздразнить аппетит читателя. — Саго продолжал метить оспинами поверхность, пока не вскрикнул от неожиданной боли в ноге.

— Линотип вышел из строя, — Дехайнва подставила ему плечо. — Так тебе и надо.

Не обращая внимания на отчужденную группу людей, стоявших на берегу, спелая пшеница клонилась под ветром, медля для коротких молитв. Ветер наполнял белые паруса на взрытой земле, и сотни рук воздымали Ноя с крестом до полного изнеможения.

Банделе нарушил молчание:

— Я бы не стал слушать Лазаря, если бы не смерть Секони. Думаю, что приехал сюда именно потому.

Эгбо глядел во мрак опустевшей церкви.

— А что ты хотел услышать от Лазаря?

Банделе пожал плечами.

— Не знаю. У меня было странное чувство, когда за столом напротив меня сидел человек, утверждавший, что он умер.

— Пора ехать, — сказал Саго и пошел к машинам.

— Езжай, — согласился Банделе. — Я хочу попрощаться с Лазарем.

Но Лазарь уже направлялся к ним. Он проводил их до автомобилей.

— Надеюсь, — сказал Саго, — женщина предсказала, что в вашу церковь придет благодетель.

Лазарь был серьезнее, чем обычно.

— Нет, сегодня она не предсказывала. Она говорила не о будущем, а о прошлом. Она видела меня рядом с безликим человеком и сказала, что это была смерть.

Когда они отъехали на порядочное расстояние, Банделе спросил: