Никколо Амманити - Грязь

Но Гаэтано тоже в долгу не остался: рассек ему скулу.

Приложив к носу какую-то грязную кухонную тряпку, он пробрался через группу болельщиков, опустошивших холодильник и готовивших макароны с помидорами и базиликом, пока кухарка-филиппинка плакала, сидя на стуле.

Он просто не знал, как быть. Куда деваться. Он был в шоке и не мог ничего придумать.

Да какого черта, будь что будет, — устало подумал он.

И вошел в гостиную.

Они плясали. Все. Гостиная превратилась в огромный танцпол. Старики. Старухи. Дети.

Каждый имеющий ноги выделывал сумасшедшие пируэты. Им было весело.

Гаэтано изумленно смотрел на них и подумал, что, возможно, несмотря ни на что, он сделал большое дело.

Устроил праздник для земляков. Никто из них, наверное, раньше не бывал в таком красивом доме.

«Гаэтано! Гаэтано!» — окликнули его.

Обернувшись, он увидел побагровевшее лицо пожилого маркиза Серджье.

Гаэтано аж съежился.

«Я узнал, что это ты устроил праздник. Поздравляю! Я уже давно так не веселился. Молодец!» — проговорил маркиз картавя и похлопал его по плечу.

Он не успел в ответ и рта раскрыть, а маркиз уже опять отплясывал как сумасшедший.

Видишь, тебе даже комплименты говорят, — подумал он, немного успокоившись.

Он обратил внимание на одну девушку, она танцевала. Он уже где-то видел ее раньше. В Ноле, конечно. Но где именно? Она была просто класс! Черные кудри, темные цыганские глаза. На ней была ну очень короткая мини-юбка и чисто символическая маечка.

Гаэтано оглядел себя в зеркало.

Нос распух и покраснел. Но не сильно. Он пригладил волосы, заправил в штаны выбившуюся рубашку и легким шагом двинулся к ней.

«Извини! Я — Гаэтано Коццамара, это я устроил вечеринку… мне кажется, мы уже встречались… не могу припомнить где. Может, на Майорке?»

Девушка остановилось, переводя дыхание, и широко улыбнулась ему, продемонстрировав ровные белоснежные зубы.

«В гостиничном колледже… Конечно, мы знакомы! Я Котиконе Анджела. Я тебя хорошо помню. Мы учились в одном классе. А потом тебя выгнали…»

«Я мало занимался…» — пробормотал он смущенно.

Котиконе Анджела. Она сидела за первой партой. Ну и мымра же она тогда была! Вся такая прыщавая, а сейчас… Выросла, оформилась. У нее потрясная фигура!

«Да уж, ты был ужасно тупой. Помнишь училку Пини?»

«Ну как же… итальянский вела».

Сегодня эта — моя. Сейчас слегка ее обработаю, но, думаю, она свободна. Повезу ее к себе…

«Нет! Английский… помнишь? Я тебе хочу сказать кое-что. Когда мы вместе учились, ты мне ужасно нравился. Я, помню, в дневнике кучу страниц исписала твоим именем: Коццамара, Коццамара, Коццамара… я знаю, что ты теперь в Риме живешь, говорят, ты телевизионщиков знаешь…» — говорила она, лукаво улыбаясь.

Ладно, ладно. Котиконе Анджела меня провоцирует… хочешь получить по полной?

«Слушай, почему бы нам не пойти отсюда?.. Я и ты. Вдвоем. Здесь скука смертная. А сегодня весь Рим с ума сходит. У меня тут внизу машина, и я знаю одну вечеринку на пароходе на Тибре…»

Похоже, что она заинтересовалась, но колеблется.

«Анджела, в чем дело? Не хочешь?»

«Я бы пошла. Мне, правда, очень хочется пойти, но тут мой парень…»

Это был удар в поддых, однако Гаэтано знал: его очарования хватит на то, чтобы увести эту девушку от ее мужчины.

«Тебе не кажется, что это так возбуждающе — сбежать с предметом своей прежней страсти в лучшие края…»

«Да, конечно… только…»

Твердый орешек! Но я ее уломаю! — подумал Гаэтано и пронзил девушку пламенным, как у Антонио Бандераса, взглядом.

После ухода проститутки Рыло и Серьга переругались.

«Этот, — орал Рыло, указывая на адвоката, визжавшего, как свинья, которую режут, — видел нас в лицо, всех троих… нам хана. Я лично не собираюсь Новый год в тюрьме встречать…»

«Да какая тюрьма, что ты несешь… все в порядке…» — ответил Серьга, который свое дело знал и, в отличие от коллеги, думал головой.

«С кем в порядке?»

«С этим адвокатом! Послушай меня. Да, мы воруем, но он… он позволяет шлюхам на себя какать. Понял? Что хуже? Ну-ка, скажи…»

Рыло отреагировал незамедлительно. Без колебаний.

«Он — свинья… а мы просто воры. А от него просто тошнит».

Адвокат по-прежнему хныкал. Его оглушительный плач перекрывал даже грохот фейерверка.

Просто кошмар.

«У меня сейчас уши лопнут, — буркнул Серьга, а потом злобно сказал адвокату: — Черт… да заткнись ты!»