Никколо Амманити - Грязь

«Папа, смотри!»

Из красного дыма, окутывавшего пентхаус и террасу, возникла гигантская черная фигура. Она двигалась покачиваясь, держа над головой огромный цветочный горшок Весом, должно быть, центнера в два.

«Что он делает?» — спросил Микеле.

Никто не ответил. Это был какой-то демон, покинувший ад. Он был ужасен. Он с трудом взобрался на перила и, издав дикий вопль, швырнул горшок вниз.

Прямо в центр парковки.

Горшок приземлился на «опель-астру» семейства Тродини.

Он пробил ему крышу, а колеса выгнулись наружу. Автомобилю пришел конец.

Дедушка Ансельм, господин Тродини и Микеле замерли с раскрытыми ртами, как три соляных столба.

Этого не могло быть.

Какой-то сукин сын швырнул цветочный горшок прямо в их «опель». «Опель», за который они еще не расплатились. Еще три ежемесячных платежа. «Опель» с кондиционером, электростеклоподъемниками и кожаными сиденьями.

Господин Тродини стряхнул с себя это жуткое наваждение и, повалившись на колени, воздел кулаки к небу и возопил: «Нееет! Только не „опель“! Аристократы хреновы, вы мне за это заплатите! Хотите войны — получите ее!»

Он поднялся. Схватил пластмассовый столик и прикрылся им, как щитом.

«Что ты задумал, Витторио? Что ты хочешь сделать? Витторио, иди сюда! Не сходи с ума… пожалуйста!» — жалобно звала госпожа Тродини, высунувшись в форточку.

«Молчи, женщина! Спрячься сама и спрячь дочь на кухне! Микеле, бегом, принеси сюда все петарды и фейерверки, которые у тебя под кроватью. Дед Ансельм, иди сюда».

Господин Тродини превратился в командира.

В отважного командира маленького непобедимого отряда на войне, древней как мир.

Пролетариат против гнусной аристократии.

Лицо Микеле расплылось в широкой улыбке, он сказал лишь: «Па, я мигом!»

Милаямамочка, я совсем запуталась. Кто все эти люди? Я их не знаю. Почему они в моем доме? Почему они сидят за моим столом и едят мою еду? Мамочка, я хочу, чтобы они ушли.

Джулия Джованнини смотрела на захватчиков, восседавших за ее столом. Если бы ей хватило мужества, она встала бы и потребовала, чтобы они убирались вон. Все до единого.

Оставьте меня. Я просто хочу спать.

Но мужества у нее не было ни капли. И она прекрасно знала, что его у нее никогда в жизни не было.

А ему ты сама дала ключи от твоей квартиры… и их ты тоже сама пригласила.

Почему она больше не чувствовала себя сильной? Почему она совсем не разбирается в людях? Почему позволяет всем над собой измываться? И почему эта плоскогрудая мымра сидит тут и задает тон за ужином, который приготовила Джулия? И почему этот козел не отрываясь глядит на нее влюбленными глазами?

А я? Я для тебя ничего не значу, ублюдок? Я ничего не стою. Ноль без палочки. Я нужна, только чтобы готовить тебе ужин, стирать тебе штаны и делать тебе минет?

И тут она услышала голос милоймамочки:

Звездочка моя, прекрати, ну, прекрати! Сделай это для своей мамочки. Ничего страшного. Как папа говорил? Любую ошибку можно исправить. И так просто исправить!

Ты должна заставить его за все платить.

Показать ему, кто ты.

Поняла, малышка моя?

Заставь его за все платить!

Да, милаямамочка. Да, милаямамочка. Я докажу тебе, что я не такое ничтожество. Ты увидишь, твоя дочь с Нового года стала совсем другим человеком.

Какой-то тип, чье имя она сейчас даже вспомнить не могла, повис на ней и что-то все время говорил.

Чего ему надо? Чего он к ней прицепился? Ей и без него есть о чем подумать.

Она усилием воли прогнала из головы мамочку.

«…Было бы неплохо. Немного музыки. Потанцуем. Праздник ведь. До Нового года сорок минут осталось! Поставишь музыку?» — говорил этот парень с улыбочкой, которая ей показалась отвратительной.

Лживый. Лживый, как Иуда. И он тоже считает ее ничтожеством.

«Что? Извини, не слышала?»

«Ты не могла бы поставить какой-нибудь диск или кассету?»

Джулия улыбнулась в ответ. Чудесная фальшивая улыбка. Улыбка идеальной хозяйки.

Мой дом — твой дом.

Музыки хочешь? Будет тебе музыка!

Она поднялась из-за стола и, проходя мимо зеркала, поправила прическу.

«Конечно. Конечно. Немного музыки. Хорошую кассету, чтобы праздник был веселее…» — сказала она и направилась в свою комнату.

Гаэтано Коццамара мыл под кухонным краном свой опухший и посиневший, как баклажан, нос.

Этот козел Скарамелла, кажется, сломал его.