Александр Трапезников - Высший свет

— Кто пойдёт гулять с собакой? — прокричал из комнаты Папа, оторвавшись от телефона и ставя сам себе мат.

— У меня радикулит разыгрался, — отозвался Дедушка, гася в спичечном коробке окурок.

— Вот Катя вернется — и сходит! — крикнула Мама, на всякий случай выключив телевизор. Тем более что очередная серия с доном Педро закончилась.

Бабушка вообще плохо слышала, а о младшей внучке сейчас нечего было и говорить: глухота полная. Папа пришёл на кухню.

— Безобразие, — сказал он. — Сталина на вас нет. Собака негуляная, а они рыбу затеяли чистить. Да ещё какого-то окуня, которого мне категорически нельзя есть. Потому что в последний раз я едва не подавился. Вот до чего довели людей ваши клятые реформы. До полного пренебрежения к собакам.

— Кто бы говорил! — вздохнула Мама. — Но я для тебя отдельно мясо приготовила. В горшочке.

— Вот уж спасибо. А ты подумала, какой сегодня день? Постный. Бабушка меня за это убьет.

— Не убьет. Она плохо видит. Притворись, что ешь овсяную кашу.

— А запахи? Нюх у неё — ого-го!

— Это точно, — подтвердил Дедушка, входя на кухню. — Стоит мне только покурить, а она уже на дым движется. Прямо как сомнамбула. И палкой лупит. Просто Савонарола какой-то, Лютер, Иосиф Волоцкий в юбке. Раньше была другой, комсомолкой, за Ленина была готова под поезд броситься, как Каренина Анна. И что с ней сделала вся ваша перестройка?

— Не моя, а ваша, — заспорил Папа. — Это вы, физики, во главе с вашим Сахаровым всё придумали. Мало вам водородной бомбы, так ещё великую державу взорвали.

— Ну-у, начинается! — снова вздохнула Мама. — Покоя от вас нет.

На кухню пришла Бабушка с клюкой.

— Курил? — подозрительно спросила она, принюхиваясь. — Идол, у тебя же сердце больное! Как маленький, ей-Богу. А где Катя?

— С утра куда-то ушла и не сказала, — отозвался Папа. — Совсем уже все от рук отбились.

— От рук — это ничего, хуже — когда от сердца, — заметила Бабушка, погрозив Дедушке клюкой.

Неожиданно на кухне появилась и самая младшая, уже без наушников.

— Ну мама, ну когда ужинать-то будем? — капризно проканючила она, ухватив что-то со стола.

— Вот Катя придет — и сядем, — сказала Мама. — И не цапай тут ничего. Лучше с собакой сходи.

— У меня — уроки.

На кухне, разумеется, очутился и лабрадор, повиливая хвостом. Ткнувшись к одному, к другому, к третьему, собака обиженно залегла под стол.

— Погоду, что ли, на завтра узнать? — хитро произнёс Папа и включил телевизор. Начал щелкать программами. И вдруг замер с пультом в руке.

На экране все увидели их Катю, которая шла с каким-то высоким и очкастым молодым человеком по улице. Да ещё и смеялась.

А улица, по которой они шли, покинув сосисочную, называлась Каланчёвская. Но было это часа два назад, когда материал ещё не поступил в редакцию телевидения. Да и из всего отснятого остался лишь этот эпизод, как Катя и Алесь свернули с Каланчёвской на Новорязанскую, а затем вышли на Новую Басманную улицу. Причём Режиссёр решил пустить эти кадры в ускоренном темпе — для экономии времени. Получилось смешно. Словно весь путь в несколько сот метров Катя и Алесь проскакали за полторы минуты, дергаясь на шарнирах, как китайские болванчики. Без слов, с какими-то ужимками на лице. А всё остальное, после некоторого раздумья, Продюсер вообще выбросил.

— Лишнее, — коротко сказал он.

Это «остальное» началось тогда, когда молодые люди остановились на Новой Басманной перед церковью Петра и Павла.

— Вот здесь меня крестили, когда мне было семь лет, — сказала Катя. — Раньше мы жили неподалёку, на Разгуляе. Зайдем?

— Да я как-то не очень к этому… — начал было Алесь, но тут же согласно кивнул.

Они стали спускаться по лестнице к храму.

— Не советую, — предупредил их Оператор. — Эта тема «не катит», уж я-то знаю. У нас другое шоу, не церковное. Да и снимать там нельзя.

— А ты здесь подожди, — ответил ему Алесь. И добавил строго: — Сидеть!

На двери храма висела табличка: «Просьба отключать мобильные телефоны». Тут же на складном стульчике расположилась благообразная старушка с пустой банкой у ног. Читала почему-то газету.

— Абонент временно недоступен, — пробормотал Алесь. — А если позвонят как раз из небесного департамента?

— Ты бы хоть сейчас вел себя поблагоразумнее, — тихо заметила Катя.

Тугую дверь ей пришлось открывать двумя руками. Алесь вошел следом. Церковь не так давно отреставрировали, но мелкий ремонт ещё продолжался. Внутри оставались строительные леса. Даже теперь двое рабочих что-то подбеливали и штукатурили, хотя шла служба. Слова священника звучали громко и гулко, их подхватывали трое певчих: мужчина и две молодые женщины в белых платочках. А из прихожан были лишь старик с орденской планкой на груди да некто среднего возраста в деловом костюме с барсеткой, смахивающий на удачливого бизнесмена. Оба они истово и часто крестились. Бизнесмен даже опускался на колени (потом украдкой отряхивал брюки). Старик сделать то же не решался по вполне понятной причине: он и стоял-то с трудом, опираясь на палку. Но в храме, в отличие от уличной духоты и гари, было свежо и прохладно.