Александр Трапезников - Похождения проклятых

— Олеоризин капсикум, — деловито сообщила Маша. — Смесь красного перца с еще какой-то дрянью. Тульское производство, нашенское. Минут десять пролежат без движения. Пошли к метро!

— Что здесь происходит? — спросил Алексей, едва не споткнувшись о стражей порядка.

— Сержанты нажрамшись, — отозвался я. — Ничто человеческое, как видишь, им не чуждо.

— Так чем закончился сон? — спросила Маша.

— Победой и поражением. Впрочем, он все еще продолжается.

…Агафья Максимовна проживала на Даниловской набережной. От Москвы-реки, когда мы проходили мимо, поднимались зловонные испарения. Видимо, канализацию прорвало и здесь. Столица получила тот дезодорант, который заслужила за годы ельцинских и путинских реформ. Но в квартире у самой Сафоновой было свежо и чисто, как в маленьком благоухающем садике, за которым ухаживает радивая хозяйка. Удивительно, но она действительно походила на Машу… лет этак через шестьдесят. Возраст портит лицо лишь в том случае, если лицо это подобно губке, впитывающей в себя всю пыль и грязь времени. Но годы мало трогают тех, кто хранит свою душевную чистоту. Интересно, а какой станет Маша к середине двадцать первого века? Какой лик отразится перед ней в зеркале и кто будет стоять рядом? Мы с Алексеем, очевидно, к этому времени уже покинем сей скорбный и прекрасный мир. Мужчинам в нынешней России определен срок в 56 лет. А кто каким-то образом преодолевает его, то для него официально наступает время дожития. Время дожатия, так будет точнее. Словно поставлена цель: выжать из русского населения все, выкачать всю кровь, до последней капли. Это и есть ритуальное убийство России. Но даже смерть, как говорили древние христиане, — это рождение в новую жизнь. И силы, творящие тайну беззакония, сидящие на звере багряном, алкелдамы-губители будут посрамлены. Как посрамила их самой своей судьбой и жизнью вот эта невысокая, подвижная и радостно-светлая женщина, с которой сейчас беседовал Алексей.

— …тут рядом находится закрытая спецлечебница, — говорила она, — вот в ней я и спасалась, как в пустыни, сначала работала там уборщицей, потом санитаркой, а затем меня даже повысили и сделали полноправным пациентом — за молитвенные обряды: у меня дома собирались верующие, приходил и священник, совершавший литургию, да кто-то донес. Иерея — в тюрьму, а меня — в психушку. Это уже при Хрущеве было. Но разве это страшно? Знаете, что писал апостол Павел в Первом послании к коринфянам? Будь безумным, чтоб быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом. Господь знает умствования мудрецов, что они суетны, и уловляет их в лукавстве их. Потому что даже немудрое и немощное, идущее от Бога, сильнее всего ума и мощи человеков.

— Почему вы не сказали мне, что были хорошо знакомы с одним послушником монастыря? — спросил Алексей.

— С Матвеем? Он так и не стал монахом. Но очень хотел быть моим мужем.

— Я знаю.

— Они ненавидели друг друга.

— Кто?

— Матвей и Василий. Но дело даже не во мне. Я обоим сказала, что обручена с Богом. Они не могли примириться из-за религии. Один разорял церкви, другой стоял на страже, при дверях. Но потом они поменялись местами. Так бывает. Савл обращается в Павла, Иуда предает Господа. Значит, вы встречались с ними обоими?

— Василий Пантелеевич вчера вечером скончался. Нам так и не удалось переговорить.

— Понимаю… Это он убил его, — неожиданно сказала она.

— Кто?

— Его ненавистник. Я знала, что он не успокоится, пока не завершит начатое. Василий едва не забил до смерти Матвея, когда закрывали монастырь. А тот, во время войны, стрелял ему в спину, как он мне сам рассказывал. Вот так они и воюют друг с другом до последних времен.

— Но Матвей Иванович парализован уже полтора года, — вмешался в разговор я. — Это невозможно.

— У Господа все возможно, — ответила Агафья Максимовна на мою реплику. Она внимательно оглядела сучковатую палку в моей руке, на которую я опирался. — Знакомый посох. Скатова?

— Да.

— Вы его берегите, он монастырский. Я сама подарила его Васе, когда тот начал хромать. А раньше он принадлежал нашему настоятелю. Вот как происходит. От одного — к другому, потом — к третьему… Люди умирают, а вещь живет, сохраняется, служит человеку. И ты идешь и опираешься уже не на посох, а на людские деяния, на веру. Так же сохраняются и святые мощи — незримо, невещественно, в сердцах и душах.

— Но где же нам теперь их искать? Подскажите, — произнес Алексей.