Коллектив Авторов - Эта гиблая жизнь

Валя Комова, лейтенант таможенной службы, не пользовалась автобусом, потому что жила на окраине Корытово, рядом с территорией терминала. От ее девятиэтажки пройти минут десять, а то и меньше. Справа – березовый лес и пруд, из которого бежит ручей, словно отсекая высотные корытовские дома от вытянутых серых строений таможни. Этим прохладным утром Валю Комову порадовали утки: чистенькие, они шустро и по-хозяйски деловито плавали в ручье, словно утверждая право на весну. И Вале вдруг так захотелось навестить мать, что жила в тверской деревеньке на берегу большого озера. Но до отпуска еще предстояло дожить. Пока дождешься...

По узким коридорам таможенного поста невозможно пройти, чтобы не столкнуться с кем-нибудь из назойливых клиентов-декларантов. Вот и опять, как назло: на пути – поляк Рихард. Он привез холодильное оборудование на международную выставку. Выставка давно прошла, а он все еще здесь пороги обивает. Светлый пиджачок, очки в тонкой оправе, острый аккуратный нос – во всем облике Рихарда поначалу была изумительная для водителя-дальнобойщика опрятность. Теперь он помят, небритый комок нервов.

– Извините, зарос, – он смущенно прикрывает ладонью подбородок, едва поспевая за Валей. Он очень хорошо говорит по-русски. Как, впрочем, и другие иностранцы: большая и длительная практика. – Я, конечно, конкурент «Трансэкспедиции», понимаю. Им за державу обидно. А почему я двадцать дней сплю в кабине?

– Здравствуйте, Рихард, – говорит подчеркнуто вежливо Валя.

– Простите меня, Валя. Здравствуйте. Здесь мы букашки, зачем нам хорошие манеры? Никто не здоровается, только вы. Отпустите меня, Валя.

– У нас комиссия сегодня, – и она оставляет тихо отчаявшегося поляка, думая, что когда-нибудь таможня потеряет всех честных декларантов, останутся только жулики и прохвосты.

Валя закрылась в своем кабинете, подошла к зеркалу за шкафом. Поправила прическу – аккуратное черное каре, которое так шло к ее круглым темно-карим глазам. Подумала: «Щеки широковаты и бледные. Глазки бы, конечно, чуть-чуть увеличить. А, впрочем,... хорошие глазки». О пропорциях своего тела Валя была не очень высокого мнения; она, конечно, не толстуха, и почти все подходит к ее невысокому росту, но вот внизу, в бедрах, похудеть немножко не мешало бы. Этим срочно нужно заняться, – решила Валя, – и к 8 марта – быть в форме, тогда и новые кожаные брюки, которых еще никто не видел, сделают свое дело! – И, уже садясь за свой заваленный документами стол, шепнула монитору: «Разве это работа для женщины?»

Она считала, что ее четкая, по-армейски расписанная многочисленными инструкциями работа многим кажется грубоватой. И это впечатление укрепляла Валина форма с лейтенантскими звездочками на погонах. Но сама Комова к своему служебному наряду давно относилась скептически. Однажды она представила себя в театре в своей форме и пришла в ужас.

А в театр, как ей хотелось в театр! Когда она была там в последний раз? Год, полтора назад? «Ленком», «Королевские игры»! И хоть она сидела в бельэтаже, слаженная игра актеров увлекла ее в мир страстей короля Генриха. Да-да, она и сейчас хорошо помнит, как в финале над партером, прямо на бельэтаж, где она сидела, поплыла громадная надувная корона. Да и не корона вовсе, а шутовской колпак. Именно вид этого гигантского колпака сильно расстроил Валю. «Всех нас околпачили и обули, – подумала она почему-то, и все, чем я занимаюсь, – злое шутовство в дурацком балагане!»

И служба на терминале – иногда невыносима. Конечно, временами, но... Но Валина квартира – рядом, и на обед можно спокойно прогуляться.

И брокер Дима может в любое время к ней заехать в гости. Правда, последнее время он слишком занятой стал. Раньше Диме очень нравилась Валина зеленая форма, а теперь ему больше по сердцу стало «зеленое содержание», клиентская выручка. Ну, и ладно. Подумаешь, бизнесмен какой!

Время до обеда – бумажная каша из того волшебного горшка, которому однажды сказали: «Горшочек, вари!», а как остановить, забыли. Валя проверяла документы, ставила подписи и личную – в двухрублевую монетку – печать, говорила по телефону, принимала клиентов. Ее страшно раздражало, что периодически все начинали зачем-то искать брокера Диму, и тогда по селектору раздавалось: «Дима Трубников, пройдите на рабочее место». Диспетчер могла бы сказать и просто: «Дима», – он один такой.

Декларанты были разные: кто с оборудованием, кто с двадцатью тоннами коранов, хлебопекарнями и личными вещами. Но досаждали все, и даже самый приятный во всех отношениях Степанов, которому французы прислали гитары, для одного московского магазина. Степанов был обходителен, вежлив и так многозначительно рассматривал ее, словно приехал не за музыкальными инструментами, а за ней, Валей Комовой, – чтобы увезти в Москву навсегда.