Хозяин золота ночью не приходил, должно, знал, что нету его на заимке, да только и я в эту ночь глаз не сомкнул, не чаял, как до свету дожить. Вспомнилось некстати, что пару дней назад свежий след росомахи невдалеке видел. Так меня и прострелило. Ведь эта зараза по запаху что хошь найдет, а от сумы и потом и кровью, небось, за версту несет. Так ясно представилось мне, как рвет она суму, как рассыпается золото по снегу – чуть взвыл от отчаяния! Не дожидаясь рассвета, побежал к кедру, вытащил суму, сел в снег, и реву о радости – Слава Христе! Цела, родимая! Принес на заимку, двери заложил, половицы поднял, закопал у печки. Не успел половицы как следует на место уложить, глядь, а у огня мертвяк греется... Присел перед печкой, по бокам себя похлопывает, а смеется, проклятый:
– Плохо спрятал, Васька! Вот оно, подо мной! – пальцем тычет как раз туда, где сума закрыта. – Все одно, – говорит, – не быть тебе живу с ним! Отдай! Я за ружье, а он пропал, и только из-за стены хохочет: «Подохнешь, Васька! Отдай золото!»
Неделю я эдак-то отмаялся... Днем прячу да перепрятываю, а как ночь – с ружьем трясусь. А потом и день от ночи отличать перестал. Почесуха какая-то напала, всего себя ногтями в кровь изодрал. Умом совсем тронулся. Друзья на войне убитые, отец покойный – все ко мне приходить начали. И веришь ли – все в один голос твердят: «Брось его!» А как бросить, когда этакое счастье в руки привалило. Скорее себя жизни лишишь, чем от такого богатства откажешься. Слава Христе, понимал, нельзя мне в поселок с золотом показаться. Порешат не только меня, аи Танюху...
Что меня тогда на Каа-Хем занесло – убей, не знаю! Может, опять, перепрятать место искал, а может, и еще что! Ревет вода в пороге, клокочет, а над ней пар морозный, точно над котлом адовым. И словно кто-то изнутри подталкивает: «Вот, мол, Васюха, тайник-то, лучше не придумаешь! И сам следом!» И точно подталкивает в спину-то... Размахнулся я да и швырнул суму в котел тот. Заорал, рванулся за ней тут же, да, видать, не судьба. Нога меж глыб обледенелых попала. Дернулся я, она и хрястнула в лодыжке. Упал, башкой о камни ударился. Очухался от холода... Лежу в луже кровищи, нога распухла и посинела. Сколь времени до заимки полз, не скажу. То и дело без памяти оказывался, поморозился, а все-таки дополз. Сил хватило только печку затопить... Веришь ли, первый раз за ту неделю, с башкой пробитой и ногой сломанной, уснул. А на следующий день взвалил на Карьку тюк со шкурами, сам кое как взгромоздился. Слава Богу, коняга моя дорогу к Танюхиному дому добре знала, а то бы хана...
...Дед зажег лампу, тяжело ступая, прошел к печке, пошевелил тускло мерцающие угли. За стеной сторожки глухо шумел Каа-Хем, вздыхали под ночным ветерком лиственницы на берегу.
– Так-то, Вадимыч! А ты говоришь, золото!.. Старателям нынешним и не снилось, столько-то! Слушай, а у нас выпить ничего не осталось?
Он плеснул остатки из бутылки к себе в кружку, выпил громко крякнув, задул фитиль лампы и улегся на заскрипевший топчан.
– Давай спать, Вадимыч. Ну его к... матери, на сон такой пакости говорить!..
* * *
Я не знал, верить ли в рассказ деда Василия – слишком уж он показался мне неправдоподобен... Но год спустя, копаясь в подшивках старых газет, я наткнулся на сообщение о том, что бывшие казачьи офицеры, отец и сын Жолнины, скрывавшиеся в старообрядческом верховье Каа-Хема, при попытке перейти границу и уйти в Манчжурию, прихватив общинное золото, были задержаны и по решению суда расстреляны. Однако, почти два пуда общинного золота так и не нашлись. Как в воду канули. А может, и правда, канули той далекой зимой, накануне Рождества, в Михайловском пороге, в той самой лосёвой суме. Кто знает... Дай сколько еще тайн хранит буйный красавец Каа-Хем!
Грачев Сергей Анатольевич родился в 1961 году в г. Подольске Московской области. Окончил Литературный институт им. Горького.
Автор романа «Медвежий баян» (М., изд-во «Глобус», 2000 г.), повестей «Рисунок на старых обоях», «Если ты, смеешься...». Рассказы С. Грачева публиковались в различных журналах, альманахах, коллективном сборнике «Письмена на песке».
Член Союза писателей России.
Французский автобус, с маленькими квадратными окошками, длинный, похожий на замерзшую оранжевую гусеницу, бестолково разворачивался на площадке перед терминалом, слегка оживляя мокрое мартовское утро. Он привез от станции метро служащих таможни. Со стороны трудно представить, насколько холодно в этом апельсиновом автобусе, уместном на парижских улицах, но не в подмосковном городке Корытово, еще не промытом весенними грозами.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу