Уве Телькамп - Башня. Истории с затонувшей земли. (Отрывки из романа)

— Вокзальные часы в разветвленных коридорах Анатомического института: секундные стрелки едва ползли, а потом еще долго медлили на цифре двенадцать, пока минутная стрелка не выпадала из своего оцепенения… в ближайший отсек, где она, казалось, бросала якорь и — оглушенная, ушибленная буферами прошедшей и еще только предстоящей минут — надолго замирала; «Omnia vincit labor» {11} 11 «Труд побеждает все» ( лат. ) — надпись под колоколом часовой башни на высотном доме Кроха — первом многоэтажном здании в Лейпциге, построенном в 1927-1928 гг. , возвещал колокол с крыши высотного дома Кроха: два великана ударяли по нему молотками, и тогда ученые, социалистические игроки в бисер, университетские magistri ludi {12} 12 Магистры игры ( лат. ) — о них рассказывается в романе Германа Гессе «Игра в бисер». — каменная книга университетского здания, с головой Карла Маркса в качестве корабельного тотема, будто устремлялась в открытое море — ниже склонялись над страницами, от которых веяло духом гётевской эпохи, играли во Французскую революцию, пытаясь взглянуть на нее глазами ее современников {13} 13 Имеется в виду двухтомный труд Вальтера Маркова (р. 1909), руководителя отделения всеобщей истории Лейпцигского университета, «Революция в свидетельствах современников. Франция 1789-1799» (Лейпциг, 1982). , провозглашали «принцип надежды» {14} 14 «Принцип надежды», в 3-х тт. (1954-1959) - основное произведение философа-неомарксиста Эрнста Блоха (1885-1977), который в 1948-1957 гг. возглавлял кафедру философии Лейпцигского университета, а в 1961 г. эмигрировал в Западную Германию. , рассказывали о классическом наследии студентам, собравшимся в 40-й учебной аудитории, производили вскрытия человеческих тел в залах под Либигштрассе {15} 15 Аудитория 40 — большая аудитория Историческою факультета Лейпцигского университета; на Либигштрассе располагается Университетская клиника. : «Здесь смерть поставлена на службу жизни», читай: анатомия — ключ к медицине и ее штурвал

— Ищущий, в ночи Потока, — и всякий больной или усталый человеко-зверь: он видит сны в своем спальном районе, пока вокруг нарастает холод, а скудно освещенные улицы-артерии на всех островах остаются втиснутыми в мороз и в молчание; прохожие сгорбленными тенями спешат по проспектам, где каждое Первое мая развеваются флаги и от мембран громкоговорителей разлетаются по спирали бравурные звуки маршей, как металлическая стружка — от токарного станка; подрывные заряды, буровые коронки, пневматические молоты пробивают штольни в горе, опережая тянущиеся к ней пальцы реки; стахановское, хеннеккское {16} 16 Адольф Хеннекке (1905-1975) - немецкий шахтер, зачинатель стахановского движения в ГДР, позже - член ЦК СЕПГ. движение: горняки прокладывают туннель под островами, плотники отвечают за опалубку, у реки появляются сваи стетоскопы

— Но вот Большие Часы пробили, и море поднялось к самым окнам: к комнатам с папоротниковыми обоями и ледяными узорами на люстрах, с лепниной и красивой мебелью, унаследованной от давних буржуазных времен, на которые все-таки еще намекали береты музейных сотрудников, выверенные жесты дам, угощающихся пирожными в итальянских кафе, цветисто-рыцарственные приветственные церемонии в среде дрезденской культурной элиты, скрытые цитаты, «педагогические» {17} 17 «Педагогическая провинция» описывается в романе И. В. Гёте «Годы странствий Вильгельма Мейстера». В 1909 г. по этой модели на севере Дрездена Карлом Шмидтом был основан утопический «город-сад» для рабочих - Хеллерау, - просуществовавший до Первой мировой войны. «Педагогическая провинция» — название первой части романа Уве Телькампа. Упоминается в книге и позднейший аналог гётевского образа — Касталия из романа Германа Гессе «Игра в бисер». , нагруженные аллюзиями ритуалы, характерные для «мандаринов» {18} 18 Термин, который употребил американский историк Фриц Рингер в своей знаменитой работе «Закат немецких мандаринов: Академическое сообщество Германии в 1890-1933 гг.», вышедшей в Германии в 1969 г. из Общества друзей музыки, размеренные движения пожилых конькобежцев в оледеневших парках; всё это еще сохранялось в нежно-холмистой долине Эльбы, в домах под советской звездой, как сохранялись и довоенные издания Германа Гессе, и сигарно-бурые томики Томаса Манна от издательства «Ауфбау», пятидесятых годов, которые тщательно сберегались в антикварных лавках с их особым подводным освещением, сразу настраивающим входящего на благоговейный лад, — в сих бумажных корабликах, где постепенно накапливались отравленные воспоминаниями окаменелости, где процветали горшечные растения и компас над потрескивающими паркетинами неизменно показывал направление на Веймар; сохранялось всё это и в розах, в изобилии водившихся на Острове, и над циферблатом тех часов, что постепенно ржавели, пока их маятник, колеблясь между полюсами Тишина и Не-Тишина (было тогда нечто такое, просто шумом или звуковыми помехами это не назовешь), кроил и перекраивал наши жизни. Мы слушали музыку — «Этерна», «Мелодия» назывались тогда пластинки, их можно было приобрести у господина Трюпеля, в музыкальном магазинчике «Филармония» на Баутцнер-штрассе, или в «Художественном салоне на Старом рынке»… Большие Часы пробили