Ольга Романова - Русь сидящая

Давид поборол Голиафа.

Вскоре бабки приволокли Егору полотенца, Егор связал руки Коле, вызвал патрульную машину, составил рапорт, и Колю отправили отдыхать до утра в обезьянник.

Егор взял объяснительную с тетки в парикмахерском пеньюаре, из которой следовало очевидное: сожитель откинулся, совместное распитие, потом загул, потом ссора и примирение, еще выпили, внезапно вот это вот все, потом топор и героический Егор.

Когда Егор вернулся в пельменную-кафе “Агора”, Кати уже не было. На звонки она не отвечала, но Егор не стал отвлекаться на пустяки, выпил чаю и лег спать. С утра нужно было ехать в отделение. Каким-то неизвестным чувством Егор понимал, что передовицы в “Ковровской правде” не будет, да это, может, и к лучшему, но на благодарность от начальства он твердо рассчитывал и хотел достойно нести свои маленькие, но заслуженные лавры.

Родимый околоток встретил Егора вяло. Ничто не отличало это утро от сотен других. Егор чувствовал себя тайным именинником и прикидывал, как будет себя вести после того, как начальство перед строем объявит ему благодарность, а то и скажет о представлении к премии или даже награде: как скромно будет молчать, вытянувшись в красивую струнку, как в наступившей тишине отчетливо, не очень громко и не очень тихо, весомо и с небольшой паузой в серединке произнесет “Служу… России!” Как будет отмалчиваться и отмахиваться от просьб сослуживцев рассказать подробности, а потом тихо даст денег сержанту, чтобы он сбегал в магазин за скромной выпивкой-закуской: никакой водки, немного игристого вина, колбасная и сырная нарезка, батон, виноград и конфеты. Нет, без сержанта, он сам тихонько отлучится в обед и сам все сюрпризно купит. А уже потом, после первого бокала (вот, и надо записать себе: купить одноразовых бокалов на ножке) станет рассказывать, как оно все было: сначала скупыми словами, потом добавлять подробностей, но одергивая себя, чтоб не вышло, как у капитана Семенова, когда он про рыбалку или про баню с девками рассказывает.

Время медленно текло к обеду, Егор пытался особенно сосредоточенно занять себя текущей бумажной работой, и не показать никому, что он чего-то ждет. И вот оно, раздалось: начальник отделения майор Луценко лично позвонил лейтенанту Коровину с коротким “зайди-ка”.

Коровин встал, поправил бумаги на столе, надел фуражку, почувствовал, что ему мешают руки и надо бы взять, что ли, планшет, но это как-то совсем глупо, пошел так, сам на себя удивляясь, что идет строевым шагом и выглядит это глупо. Надо было отрепетировать “деловую походку лейтенанта Коровина”. Не забыть бы про это и уже потом, через недельку, приступить к репетициям, отработать выход — пригодится.

— Разрешите войти? — скромно, но четко произнес Коровин и сам на себя залюбовался — вход получился у него хорошо, это твердая пятерка.

— Ну заходи, каратэ-пацан… — довольно мрачно ответил майор Луценко, и Коровин удивился.

— Что, лейтенант, доволен? Покрасовался перед бабками? Вмешался в семейный конфликт, спас гражданку от топора? Тебя в участковые перевести, дядя Степа хренов?

Егор Коровин не верил своим ушам. Он почувствовал, как к голове прилила кровь и в висках что-то запульсировало.

— Ты, лейтенант, когда работать научишься? Все отделение вниз тянешь, показатели срываешь. Какой у отделения главный показатель? Какой, спрашиваю?

— Раскрываемость… — Егор уже почти что лепетал, хотя все еще не мог взять в толк, чем провинился и куда клонит начальство.

— Тяжких и особо тяжких преступлений! Убийств! Изнасилований! Тяжвреда здоровью! — майор Луценко негодовал и начал покрываться испариной, со всей очевидностью собираясь багроветь. Егорушка вжался спиной в стул и впервые в жизни заметил, что у него маленькая костлявая задница, которая, кажется, уменьшается в размерах прямо здесь и сейчас, ему уже больно сидеть на жестком стуле.

— Чего елозишь? Что б тебе вчера так не елозить? А поелозил бы маленько, подумал бы о показаниях отделения — и раскрыл бы на месте преступления по горячим следам убийство с особой жестокостью гражданки… как ее? … сожителем Николаем Свиридовым, рецидивистом. Ну нет! Мы не будем думать о показателях, мы не будем думать об отделении, о товарищах своих! А будем думать задницей о своем геройстве! Герой — жопа с дырой! Свиридов все равно по пьяни грохнет кого, не сегодня, так завтра, иди лови его с поличным. А тут все тебе на блюдечке: и на тебе, Коровин, топор. И на тебе, Коровин, свидетели. И на тебе, Коровин, жертва. И вот он злодей стоит, кровь с топора каплет. И тут ты геройски его крутишь, преступление раскрываешь, показатели отделения расцветают, всем награды и премиальные. Но нет! Не таков лейтенант Коровин! Он из раскрытого убийства нам семейную драму в обезьяннике устроил! Вон же живая гражданка… как ее?… с утра за рецидивиста Свиридова пороги обивает, невиноватый, говорит, Николай Свиридов, претензий не имею, и вообще вмешался лейтенант Коровин в нашу, говорит, частную жизнь. Ты видел когда, Коровин, чтоб жертва с топором в башке на тебя жаловаться в отделение приходила?