Ольга Романова: Русь сидящая

— А что, — спрашиваю, — адвокат? Он работает, как вы с ним рассчитываетесь?

— Александр Дмитриевич, это адвокат наш, он работает с утра до ночи. Гонорар мы ему не платим, потому что с самого начала этого дела мы отдали ему самый лучший дом в поселке — это как раз и есть гонорар.

Ну ладно. Редкой, видимо, силы человек, осознающий свою миссию защитника, — такой гонорар в предоплату получил, теперь бьется. И как бы там ни было дальше с поселком — уж у него-то дом останется, раз в собственности, и заинтересованность в наведении порядка у него очевидная. Не бросил мужика в тюрьме за все эти годы, а уж мог бы, все получив, и отойти.

— Очень, — говорю, — хочу с вашим Александром Дмитриевичем познакомиться. Ну и документы заодно посмотреть, приговор там, обвинительные заключения, все такое — раз уж это все у него, а у вас, Юля, и копий нет, что, конечно, легкомысленно.

И да, приходит через неделю такой Александр Дмитриевич, по виду и не скажешь, что адвокат: весь в золотых цепочках, жучила такая пузатая, глазки бегают, и барсеточка при нем крокодиловая из натурального кожзама.

— Документики судебные? А не, не принес, в сумочке не помещаются. Че, Юля к вам тут приходила? Про рак рассказывала? Да не верьте ей, вы жопу-то ее видели? Вон какую жопу отрастила, за три дня не объехать. Вы давайте лучше вот что, вы фирма солидная. Давайте помогите мне поселок продать, я доверенности сделаю, а вы мне покупателя хорошего подгоните, впополаме будем. Там надо будет подмазать кому надо в администрации, это давайте тоже впополаме, там расходы будут большие. Мне ща фирма солидная нужна, чтоб с девелопером договорилась, а то чёт они со мной не хотят, фраеры очкастые. Куда, говорите, мне пойти? Куда, коза очкастая?

Выгнали мы Александра Дмитриевича поганой метлой, а Юля у нас больше не появлялась. Позвонила я ей пару раз — да, она все понимает, но муж просит ее не менять адвоката, он в тюрьме, свиданий не дают, а он ходит, муж ему верит. Извините, говорит, что затруднила вас.

Это все под Новый год у нас случилось. А летом еду я по каким-то своим делам мимо того поселка — вижу, высотные краны приехали, жизнь какая-то закипела. Отжали, значит, крупные девелоперы Александра Дмитриевича от купли-продажи поселка рядом с метро. Значит, и мужика он в тюрьме забросил, нет у него больше к нему интереса. Позвонила я пару раз Юле, но она не ответила.

Петруха-Семь-Ходок-Три-Побега зовется так из-за главных вех в его биографии. Увлеченный юрист может читать его справку об освобождении, как “Преступление и наказание”. В 40 лет Петруха круто переменил свою жизнь и ударился в правозащиту, благо опыт позволял, а природная смекалка и прирожденное робингудство сделали его довольно эффективным защитником. Жизненно опытные барышни “50 плюс” часто задумчиво говорят мне, что Петруха чертовски красив. У Петрухи в нескольких местах перебит нос и напрочь отсутствуют зубы, но обаяния в нем действительно воз и маленькая тележка.

Первые годы, когда Петруха завязал с проклятым прошлым и переехал в Москву, он начинал с наступлением лета страдать:

— Ольга Евгеньевна, сил моих нет. Ребята зовут на юга работать…Руки-то помнят…Но ведь защита прав заключенных важнее, да?

В эти тяжелые моменты я отправляла Петруху домой, в деревню под Саратовом, к маме с подарками. Петруха уходил на сенокос и забывался в простых праведных трудах. Правда, со временем позывы уехать “работать на юга” становились все слабее и слабее, пока не исчезли вовсе.

Но тут Петруху настигла другая беда. Петруха влюбился. Бедный Петруха влюбился в богатую Снежану Радзивилл.

Познакомились они на Фейсбуке. Петруха не сразу узнал, что Снежану Радзивилл на самом деле зовут Таня Фонарева, но для любви это неважно. Снежана была в федеральном розыске, ее уголовно преследовали по обвинению в многоэпизодном крупном мошенничестве, жила она в Москве не по месту прописки, а передвигалась исключительно под покровом ночи. До этого год просидела в тюрьме на предварительном следствии, потом следствие что-то накосячило с продлением срока содержания, и судья отпустила ее под подписку о невыезде. К тому же у Тани-Снежаны было смягчающее обстоятельство — трое малолетних детей, а мужа как раз не было, так что небольшое подспорье в виде некоторого необидного для судьи количества денежных знаков решило дело в пользу гуманизма. Однако прокуратура обжаловала решение судьи, будущую Петрухину зазнобу снова взяли было под стражу, но девушка к тому времени скрылась, и ее объявили в розыск. Адвокат, по словам Петрухи, взял несколько миллионов за защиту, но “стал накручивать бигуди” (перевод — голову заморачивать, мозги вкручивать), и дело зашло в тупик.