Ольга Романова - Русь сидящая

Еле дождалась утра Мила, чтобы побежать в Сбербанк и перевести на этот чертов счет номер 987654321 эти несчастные 20 тысяч долларов в рублевом эквиваленте, что всю жизнь копила Мила себе на операцию в израильском госпитале Тель ха-Шомер. И побежала бы Мила к девяти утра, если бы этот Петруха не позвонил бы сам, чертов кот.

— А что, — спросил он Милу, услышал ее взволнованный рассказ, — ему сколько до конца срока-то оставалось, Аркадию твоему?

— Пять месяцев и 28 дней, — отрапортовала Мила.

— Хм. Открываем Уголовно-исполнительный кодекс, Мила. Читаем, учим. Чего так внезапно-то за полгода до звонка? Нестыковка выходит. И другие нестыковки есть. Что так внезапно? Он говорит не про новое уголовное дело, а он говорит, что уедет на крытую тюрьму. А ведь те, кто уезжает на крытую тюрьму, им просто меняют условия отсидки, а не срок. И есть другие несостыковки. Имеет место разводилово, Мила. Разводит он тебя чисто на баблос.

Мила, конечно, таким словам не поверила. Да и кто такой этот Петруха-Семь-Ходок-Три-Побега? Она его знать не знает, а Аркаша — вот, весь как на ладони, посажен нынче в строгие условия содержания, и нет у него на свете ни одной родной души, кроме Милы.

Не то чтобы Мила задумалась, нет. Просто выбил ее из сил этот Петрухин звонок. Села, чайку свежего заварила. В конце концов, Сбербанк и в 11 утра будет работать, какая разница, через час или через два Аркашиным супостатам деньги придут.

Еще звонок. Одноклассница та, змея подколодная, позвонила.

— Петруха Аркадия твоего пробил. Он игровой пацан. Не дури, девка. Он реально вперся на деньги и на интерес. Там на зоне перед игрой садишься и говоришь: играем на столько-то денег, отдаю такого-то числа. Если не возвращаешь проигранное в честной игре, то тебя объявляют фуфлыжником и считают хуже пидора — уезжает такой в гарем и там живет. Уважительная причина — смерть. Это святое. Хоть папа римский за тебя вступится — все равно. И кто на это попал, тот всеми правдами и неправдами пытается найти деньги. Есть защита: резко переметнуться на стороны администрации, ей нужны такие чуваки, но это оттягивание решения проблемы, а не ее решение. И это совсем уж мерзкий поступок, за администрацию вписываться. За долг бросаются на запретку под автоматы. И этот твой Аркаша начал тебя, честную девушку, на бабло разводить.

Мила, конечно, ни в какую. Не может такого быть! У него ко мне реальное чувство! Он не может оказаться таким негодяем, чтоб ему только деньги были нужны!

Но в Сбербанк в тот день не пошла. С утра не успела за этими погаными разговорами, а с обеда ей было на смену заступать. Потом дежурство. Потом вырубилась намертво. Зашла в почту — еще письмо. От незнакомого какого-то человека, который пишет ей по просьбе Аркадия, как плохо ему в СУСе, как мучают его там и как деньги ему остро необходимы.

Мила пошла в магазин “Мир книги” и купила Уголовно-исполнительный кодекс. Прочитала про СУС — строгие условия содержания. Прочитала про правила освобождения. Тут опять Петруха позвонил.

— Петруха, ты не путаешь ли чего?

— Я не путаю, я разговаривал с людьми, которые с ним в одном бараке сидят. Игровой он, твой Аркаша.

В общем, поругались они с Петрухой в этот раз вусмерть. Попрощался он с ней таким макаром:

— Ты, Мила, девушка хорошая, хоть и дура. Звони, ежели чего.

А чего Миле звонить. С того первого тревожного письма уже четыре дня прошло, а от Аркадия то личности туманные пишут, то он сам, но как будто бы под копирку, да и как из СУСа-то он пишет? Невозможно ему из СУСа писать. Да и в СУС ему невозможно, вот же в кодексе написано.

Пока Мила думала и сомневалась, Аркаша перестал писать. Мила нашла в интернете телефон исправительной колонии, где сидел Аркаша, позвонила в дежурную часть. Сообразила сказать: “Сестра звонит Аркадия Григорьевича Прозорова из восьмого отряда, хотела спросить, положены ли ему посылки, или исчерпал он свой лимит?” Ответили странное — лимит исчерпан, пришла посылка третьего дня от другой, наверное, сестры.

Что-то не писал ничего Аркадий про сестру. Напротив — писал, что никого у него нет на белом свете.

Ну ладно, сестра, может, и не считается. Написала Аркадию длинное письмо, сказала честно про Петруху и его сомнения, выразила мысль, что не верит ему, но добавила вопрос про сестру.

Ответа не получила.

Страдала.

Перечитывала письма, писала сама. Стирала. Не посылала.

За две недели до Аркашиного освобождения пришло письмо из израильской клиники Тель ха-Шомер, и пошла Мила, скрепя сердце, оформлять документы на операцию и лечение. Полетела потом в Израиль, легла под наркоз. За полчаса до наркоза не выдержала, позвонила в ИК: “Освободился ли Прозоров Аркадий Григорьевич из восьмого отряда, сестра это его звонит?”