Антонио Редол - У лодки семь рулей

Лобато был противником крайних мер и на одном из заседаний «ассамблеи» предложил просто-напросто изъять вина из продажи, ведь когда на свадьбах и крестинах исчезнет хмельное веселье, вся страна взбунтуется вместе с ними. Негран сперва заартачился, даже трусом его обозвал, но в конце концов согласился и обещал поддержать собратьев.

На другой день в винных лавках и магазинах было пусто, хоть шаром покати. Поставщики глинтвейна, испугавшись за барыши, тоже стали подпевать депутатам. Лобато ликовал, упоенный своей властью и авторитетом среди мелких торговцев. Он вздумал упрятать на старую полку в амбаре все бутылки без печати. Ему помогали продавцы, жена и племянница. Не в силах сдержать негодование, хозяин вопил, что скоро, того и жди, начнут носы клеймить для порядку, и многозначительно подмигивал, гладя угольно-черные усы.

Ну погодите, на выборах мы отыграемся, грозили коммерсанты. Ни одного голоса правительство не получит.

Алсидес с лихорадочным энтузиазмом помогал водружать на полку ликеры и портвейны с медалями. Яркие этикетки ослепляли его. «Вишневая наливка, вот уж, наверное, пальчики оближешь», — думал он. Вишни нравились ему скорее за цвет, беспокойный, мятежный, чем за вкус, слишком водянистый, по его мнению. И чего-чего только не было на этой полке! Прямо как у тети Аники с площади, разве что не хватало настойки из кизила, он так любил эти ягоды, они напоминали ему былые набеги приютских на сады Дамского Угодника, где служанка спускала на них лохматого пса.

Это было ослепительно — столько красок, столько нарисованных на глянцевитой бумаге плодов, их даже схватить хотелось и сжать, такими они казались всамделишными.

Восхищение его росло, он вспомнил, как однажды летом барочник, стоя на корме, бросал грузчикам арбузы, тяжелые и мясистые, а мальчишки на молу подстерегали, когда какой-нибудь из арбузов упадет и расколется, чтобы вонзить в него зубы. Но еще одна причина удерживала его у полки. Скоро принесут (может быть, уже принесли!) граненые бутылки с деревцем внутри, к которому пристали снежно-белые хлопья, он видел снег в кино, когда продавал там сласти. Красиво, необычайно красиво в стеклянной бутылке это маленькое безлистное деревце, покрытое льдом. Он прочел на этикетке название «Замороженный анис», но смысла его не понял. «Анис» еще куда ни шло, слово неплохое, хоть и не ясно, что оно означает. А вот «замороженный» никуда не годится. Почему бы не написать просто «Древесная наливка»?

— Уснул ты там, что ли? — рявкнул Мануэл, ненавидевший Сидро после того, как Аугуста его разоблачила, и протянул ему бутылку, затем вторую, третью, в то время как другой продавец, Жоан, взобравшись на лестницу, расставлял их на полке.

Когда работа была окончена, а вместе с тем улеглось и возмущение Лобато, который на все корки распекал республиканское правительство — «эту свору обманщиков», — все вернулись в лавку, спеша подготовиться к субботней и воскресной суете.

В ту ночь, ворочаясь на мешках, Проклятый Младенец мечтал о ликере с хлопьями снега. Он думал, думал о нем неотступно, и, когда наконец уснул, ему приснилось дерево, на которое он полез за дроздиным гнездом. Сон ободрил его, воодушевил. На рассвете, едва солнечный луч тонкой нитью просочился сквозь слуховое окошко, Алсидес вскарабкался на груду мешков около полки и залюбовался оттуда чудесной бутылкой. «А что, если попробовать белый ликер?» Сам дьявол внушил ему эту мысль! Китаеза поставил ногу на полку, уцепился дрожащими руками за брусья и стал нащупывать бутылку. Она оказалась совсем близко. Но едва Алсидес потянулся за ней, тронул ее кончиками пальцев, на складе раздался ужасный грохот, так что волосы на голове у него встали дыбом. «Лобато!» — ужаснулся он. Иллюзия была столь явной, что ему даже послышался глухой кашель хозяина. Одним прыжком соскочил он с полки, а вслед за ним ливнем посыпались бутылки; звон бьющегося стекла обрушился на него, точно буря. Он решил бежать. А ведь Лобато и не думал приходить. Вместо него перед Сидро стоял огромный котище, глаза у него так и светились, будто два прожектора, и мальчишка помертвел от страха.

— Что-то будет? Что я теперь скажу?!

Когда на шум примчался хозяин с двумя продавцами, Алсидес только и смог пробормотать:

— Это кошка… большая, черная кошка…

Лобато взбеленился, надрал ему уши, а потом сгреб в охапку и потащил к мешкам, где тот спал.

— Признавайся, парень, не то хуже будет. Какая там кошка?! Сам посуди, разве может кошка столько бутылок сбросить?