Майкл Ондатже - Дивисадеро

Потом они мельком виделись утром, перед тем как Клэр отправлялась в горы, уложив в короб дождевик, воду и провизию на полтора суток. Верхом она взбиралась на холмы, которые в глубине души числила своим истинным домом. Здесь кончался семейный устав, здесь можно рисковать собой и почувствовать непередаваемое возбуждение от того, что чуть не заплутала в низинном тумане, где веяло дымом от чьего-то далекого костра, но к вечеру отыскала стоянку.

Она рисковала беспрестанно: под луной вскачь неслась по узким тронам, переплывала бурные потоки, галопом проскакивала Безрукий мост, [35] Безрукий мост — калифорнийский пешеходный мост, построенный в начале XX века и первоначально не имевший перил; свое название получил от наездницы Ины Робинсон, которая, проезжая по нему, бросала поводья. бросив повод и раскинув руки. Коллеги вряд ли узнали бы в ней привычную Клэр. Пожалуй, и отец ее не признал бы, хоть ведал, что с юности ее тянуло в горы. (Она же считала его домоседом, которого не приманишь за руль или в седло.) Видимо, в ней говорит лихая кровь какого-нибудь предка-лошадника, считала Клэр. Коснувшись стремени, она тотчас избавлялась от своей хромоты. Вот так она открыла в себе неисчерпаемый потенциал.

Когда Клэр впервые участвовала в гонке на выносливость, ее сбросила лошадь, и она скатилась по каменистому склону. В клубах красной пыли животное терпеливо ее поджидало, пока с вывихнутым плечом она карабкалась обратно. Клэр продержалась еще две мили, прежде чем здравый смысл вкупе с инстинктом самосохранения пересилил голос крови, и по желтым вехам она вернулась в лагерь на плато Робинсон. Перед спуском лошадь опять заартачилась, но Клэр ее уже простила. У лошадей бывают свои закидоны. Кто-то забил косячок, который Клэр выкурила, прежде чем позвонить отцу.

Через час он приехал в повозке. В глазах Клэр застыло выражение израненной собачонки, которая сдуру кинулась в чащу, понятия не имея о ее пределах. О травме она ничего не сказала, но, выбравшись из повозки, не смогла идти, и отец на руках отнес ее в дом. Впервые за год он к ней прикоснулся. В кухне отец уложил Клэр на длинный стол, обмотал ее плечо распаренным полотенцем и, упершись коленом в ее спину, так рванул руку, что у нее из глаз брызнули слезы. От повторного рывка она потеряла сознание.

Очнулась Клэр все на том же столе. Голова ее покоилась на подушке. Отец сидел на старом клетчатом диване — охранял. Клэр тихонько повернулась с боку на бок. Потом села в машину и проехала сорок миль до Сан-Франциско, где назавтра ее ждала работа.

В Канцелярии государственной защиты, предоставлявшей адвокатские услуги неимущим, Клэр работала уже пять лет. Она была одной из двух ассистенток государственного адвоката Альдо Ви, помогавших ему в сборе информации. Каждое утро Ви, Клэр и Шон встречались в кафе на Гиэри-стрит; пока девушки завтракали, адвокат рассуждал об очередном деле. Дока, он прокручивал возможные варианты защиты, рассматривая их под разными углами. В девять тридцать они садились на телефоны, чтобы в беседах со школьными друзьями, любовницами и хозяевами подзащитного раскопать его прошлое. Потом изучали жертву. Даже намек на ее агрессивность в прошлом мог перевернуть дело. Их инструменты — блокнот на виду и скрытый микрофон. Копам с нами не тягаться, говорил Ви. Они были семьей. Клэр знала все о Шон и близких Ви. Когда его жена хворала, она забирала из школы их детей и вместе с ними ехала на слежку. Когда Шон призналась в своем неудержимом влечении к женщинам, на совместном ужине Клэр и Ви разработали для нее «план игры».

На работу Клэр неизменно одевалась в платья пастельных тонов. Важно произвести впечатление домашней беззащитной клуши, говорил Ви, но Клэр подозревала, что ему просто нравится этот образ. В зависимости от собеседника, кольцо ее перемещалось с пальца на палец. Платья представляли ее мужчинам воспитанной неженкой, не способной верховодить. Если кто-нибудь с ней заигрывал, на авансцену выходило кольцо, и Клэр деликатно извещала о том, что беременна. («Ребенком?» — забавно уточнил один опасного вида тип, и она потупилась, скрывая улыбку. Теперь он видел в ней мадонну.) Ее роль предполагала соучастие, она изображала мягкое сострадание, которому чуждо морализаторство. Клэр умела разговорить людей. С женщинами было предпочтительнее беседовать по телефону, поскольку это давало им возможность одновременно заниматься чем-то другим. Если на слежке любопытные соседи стучали в окно ее машины и спрашивали, что ей тут нужно, Клэр неопределенно кивала на дом: «Мой дружок там пьянствует. Надо его вытащить. Вот, пасу». — «Ох, милая! Может, чем помочь?» — «Да нет, спасибо». Она бы выпила кофе, но тогда захочется писать. Слежка требовала постоянного внимания и к концу дня вусмерть изматывала.