Тэцуро Миура: Новеллы японских писателей

В самую жару Сино таскала меня по незнакомым улочкам, простодушно подставляя лицо ветру, и теперь ее волосы растрепались, а на лбу и щеках выступили капельки пота.

— Что здесь смотреть. Может быть, поедем обратно? — робко предложил я, в глубине души сожалея, что согласился на эту поездку. Но Сино и слушать не хотела:

— Разве мы не специально приехали, чтобы все посмотреть? Побудем же немного.

Скрестив руки на груди, она присела на корточки и с грустью спросила:

— Это здесь произошло?

Да, именно здесь мы с братом виделись в последний раз. Брат окончил высшее техническое училище. Во время войны работал в лаборатории взрывчатых веществ. А после войны из-за каких-то интриг его перевели в компанию лесоматериалов, которой принадлежит это водохранилище. Он проработал здесь в должности директора пять лет. На четвертый год его службы я, после окончания школы, приехал в Токио и поступил в университет. Я был шестым ребенком в семье, и оставшийся в деревне отец не мог мне помогать. Он был уже плох. Брату же, судя по всему, эта помощь не была обременительной.

Когда я приходил к нему, он охотно давал мне деньги, угощал янагава [2] Голец, запеченный в сое с зеленью и яйцами. и всякими вкусными вещами. Как-то ранней весной после долгого перерыва я зашел в контору, но не застал его. Сторож, прикорнувший возле хибати [3] Переносная жаровня. , сказал, что директор, должно быть, на водохранилище. Я сразу же направился туда. Хотя наступила весна, дул по-зимнему холодный ветер, нагоняя на поверхность прозрачной воды глубокие морщины. Брат был один. В руках он держал багор и с его помощью непонятно зачем перепрыгивал с одного плота на другой. Он был без куртки, и от его белой рубашки рябило в глазах.

Мне стало не по себе. Я громко окликнул его. Вздрогнув от неожиданности, он застыл в неловкой позе и, узнав меня, стал осторожно перебираться на ближайший к берегу плот. Я побежал по забетонированному краю водохранилища ему навстречу. Но плот был довольно далеко, и нас разделяла полоса воды метров в десять. С трудом удерживая равновесие, он громко спросил меня, что случилось. Я крикнул, что всего-навсего мне нужны деньги. Брат кивнул и сказал, что чековая книжка и печать в конторе, в ящике стола, и что я могу взять столько, сколько нужно, но сегодня он занят, и предложил встретиться завтра. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Заходящее солнце освещало его фигуру со спины, и, вероятно, от этого он казался выше ростом. Глаза как будто ввалились, под ними лежали черные тени, издали голова напоминала череп. Когда, уходя, я стал благодарить его, лицо брата ожило, он что-то крикнул и в знак прощанья высоко поднял багор. Больше мы с ним не виделись.

С тех пор прошло три года, и вот мы с Сино стоим у того самого водохранилища, только директор здесь уже другой.

— Больше вы его не видели?

— Нет, не видел.

— А что с ним стало потом?

— Умер, — не задумываясь ответил я.

С детских лет мой язык привык к этому слову. Старшая сестра? Умерла. Старший брат? Умер. Удобное слово «умер», и ничего не надо объяснять.

— Может быть, пойдем? Здесь нечего смотреть. Водохранилище как водохранилище. Сколько ни смотри, ничего не изменишь.

Но прежде чем уйти, Сино, сидя на корточках, сложила молитвенно руки и поклонилась воде. Из-под крепового воротника блеснула белая шея. Звуки наших шагов, как удары колотушки, отдавались эхом в воде. Мы направились в Судзаки.

Судзаки, пожалуй, единственное место в этом районе, где я не бывал. Брат не брал меня туда. Помню, однажды он гостил у директора компании, где он служил. Директор с семьей на время перебрался в помещение той самой школы, где училась раньше Сино, и я навестил его. Тогда-то с крыши школы я и увидел Судзаки.

Это было необычное зрелище. Ярко выкрашенные домики, плотно прижавшись друг к другу, выстроились по обе стороны узких переулков. На крышах и окнах развевались по ветру белые и красные полотнища. Мне, деревенскому парню, все это было в диковинку, и я попросил брата сводить меня туда, но он сконфузился и обозвал меня дураком. Судзаки — район публичных домов.

Когда мы вышли к трамвайной линии, на Сино нахлынули воспоминания. Увидев норэн [4] Бамбуковая или матерчатая штора перед входом в магазин или кафе с изображением торгового знака фирмы. знакомого ей с детства сирукоя [5] Закусочная, где подают сируко — сладкий суп из красной фасоли с рисовыми клецками. , она даже вскрикнула: