Тэцуро Миура - Новеллы японских писателей

Мы троекратно обменялись чашечками сакэ [20] Ритуал, принятый во время японских брачных церемоний. . В нашем доме водилась красивая посуда — остатки былой роскоши, — предназначенная для гостей, но свадеб в нашем доме не справлялось, и поэтому для церемонии троекратного обмена мы воспользовались обыкновенными чашками. Сестра разливала сакэ. Это было непривычным для нее делом, и, переливая каждый раз через край, она смущенно охала, а мы прыскали со смеху.

Когда кончилась традиционная церемония, отец, раскрасневшись от выпитого сакэ, вдруг всем на удивление предложил:

— А не спеть ли нам Такасаго [21] Песня, которую исполняют в театре по случаю брачного союза. ?

Мы никогда не слышали, чтобы отец пел, и подумали, что он шутит. Но он не шутил. Приняв торжественную позу, отец громко откашлялся. Его сжатая в кулак правая рука, лежавшая на колене, так сильно дрожала, что край стола вибрировал ей в такт. С некоторых пор у него стали дрожать руки: стоило ему поволноваться, и уже не уймешь дрожь.

— Таа-каа-саа-гоо, — тряся головой, пел отец. И не то чтобы пел. Язык его заплетался, голос застревал где-то в горле, и лишь свистящее дыхание прорывалось сквозь редкие зубы.

— Отец, отец, довольно, перестань! — умоляла его мать со слезами на глазах. Но отец не унимался. Сестра пыталась придержать его дрожащую руку, а он все пел и пел.

Я молча наблюдал за происходящим. Отец и мать, которые безропотно мирились с изменой детей — каждый из детей по-своему обманул их надежды, — были до смерти рады этой встрече. Все, наконец, собрались под родным кровом и по такому радостному случаю. Может быть, впервые они были по-настоящему счастливы. Меня душили рыдания. Сино же, ничего не подозревая, смеялась до слез.

На сей раз второй этаж был отведен для нас с Сино. Я быстро сдвинул футоны, положив рядом подушки.

— В снежных краях есть обычай — спать без всего. В пижаме не удобно.

Сбросив кимоно и нижнее белье, я, как есть, быстро забрался под футон.

Сино аккуратно сложила свое кимоно, щелкнула выключателем, присела на корточки возле моей подушки и робко спросила:

— И мне без всего?

— А как же! Ведь ты теперь — житель снежной страны.

Сино прошуршала в темноте одеждой.

— Извините!

Что-то светлое прильнуло к моему боку.

Я впервые обнимал Сино. Ее тело оказалось прекраснее, чем я предполагал. Скользнув ладонью по упругой груди Сино, я ощутил сладостную истому. Кожа у нее была настолько нежная и тонкая, что, прикасаясь к ней, я чувствовал, как в жилах течет кровь. Жар ее тела передался мне, и вскоре мы оба горели.

Этой ночью Сино была послушной куклой, и я, неопытный кукловод, обезумев от счастья, наслаждался ею.

Мы лежали, прижавшись друг к другу, и не могли уснуть.

— Тебе не жарко? — спросил я тихо.

— Ничуть. Давай и в Токио будем так спать, — предложила Сино.

Мы стали в подробностях вспоминать минувший день и нашу свадьбу.

— Ты знаешь, мне стыдно признаться: я ничего не умею делать. Но я научусь. Только теперь я поняла, как глупо провела двадцать лет жизни. Я никогда не думала о себе. Все думала о других — когда мне этого хотелось и когда не хотелось. Терпела... Терпела...

— Сино-сан из «Синобугава [22] Игра слов: «синобу» — терпеть, «Синобугава» — буквально: «Река терпения». »!

— Нет, нет! Забудь об этом. Я теперь не та Сино. Теперь я буду думать только о тебе и о себе. Все будет хорошо.

Когда она умолкла, в снежном краю стало тихо как на дне земли. Неожиданно тишину нарушил чистый звон колокольчика. Звон медленно приближался.

— Колокольчик? — удивилась Сино.

— Это сани.

— Сани?

— Да, лошадь тащит сани. Какой нибудь крестьянин возвращается из кабачка.

— Ой. как мне хочется посмотреть!

Мы выскочили в коридор накинув одно кимоно на двоих. Когда я немного раздвинул ставни, холодный, как клинок, свет упал на голое тело Сино. По белой от снега дороге медленно двигалась черная тень. В санях, закутавшись в одеяло, дремал одинокий возница. Он был один и наверное, возвращался домой. При лунном свете на копытах лошади сверкали подковы.

Мы смотрели, как завороженные, пока я не почувствовал, что Сино дрожит.

— Пойдем быстрее! Завтра в дорогу. Поспим хотя бы немного.

— Уснем, пока не смолк колокольчик.

Забравшись под футон, Сино прижалась ко мне поплотнее. Она никак не могла согреться, и я почувствовал плечом, что у нее зуб на зуб не попадает.

Колокольчик замер, но в ушах оставался звон.