Евгений Алехин - Третья штанина

– Куда ты, – говорю, – щемишься?

– Ты не занял, – говорит, – я занял. А он после меня. Так что иди в конец очереди.

– Я стою тут полдня.

Отстраняю его, говорю ему: угомонись, я сейчас пойду, потому что я простоял тут чуть ли не со Второй мировой. А он свое:

– Ты не занял очередь. После него я. А потом он идет. А ты иди и занимай очередь.

Что же будет с этим подлецом в старости, подумал. Дай бог тебе самой жестокой дедовщины, какая бывает в жизни, подумал я. И тем не менее я не хотел спорить, я сказал ему:

– Ладно, гном ты чертов.

Сходил пока к неврологу. Она мне выдала направление на обследование – лежать две недели в неврологическом отделении, потому что я рассказал, что у меня головные боли, когда я завязываю ботинки. Это была правда: я довольно много пил лет с тринадцати и три раза у меня было сотрясение. Я решил пока не пользоваться этим направлением, чтобы воспользоваться им, если не выйдет получить ограничения годности по плоскостопию и сколиозу. Окулист, терапевт, лор меня уже проверили. Одноклассник уже умотал. А мне нужно было побывать у хирурга, но входить в одну очередь дважды было выше моих сил. Я разрабатывал план, чтобы отомстить гному. Я его ненавидел, обычно злость проходит быстрее, но этот гном был противный, как мозоль. Поэтому я оделся и вышел на улицу. Выходили, выходили другие призывники, в основном моего возраста, но были и постарше. Плохо, что один военкомат на весь район, на все прилегающие к городу пригороды и деревни, так у нас устроено. Но, с другой стороны, хорошо тем, что из деревень люди не так сильно стараются откосить. А большинство идет служить. Поэтому отношение не такое, как в городских военкоматах, нет недобора, план они выполняют и поэтому не хватают тебя средь бела дня и не отправляют с ходу к черту на рога. И с нами обращаются вежливо. Ладно, я ждал, курил перед военкоматом, пока этот маленький гном не закончил внутри свои дела и не вышел. А как он вышел, я встал ему навстречу. Он встал в дверях – как в штаны наделал. И зашел обратно. Я еще его покараулил, потом зашел внутрь, смотрю, а он стоит в коридоре, читает плакаты про разные виды службы. Ох, жук. Делает вид, что не замечает меня, трус. Я подошел, встал рядом с ним, тоже делаю вид, что читаю, а потом сказал ему, что он трус и говна кусок. Так и сказал:

– Гном, трус ты и говна кусок, – как в кино, так же пошло, но в то же время хорошо получилось, эффектно.

Но он ничего не ответил. У меня стало легче на душе, я вышел из здания районного военкомата и направился к автобусной остановке. Иногда думаю, что я один из тех психов, которые ненароком могут сломать шею непослушному ребенку, тряся его за плечо. Или я мог бы догнать человека, наступившего случайно мне на ногу, и толкнуть его под автобус. Нужно быть спокойней.

Хирург оказался здоровенным мужиком с одышкой. Он осмотрел мои стопы, прощупал мне позвоночник и сказал:

– Не пойдешь в армию.

И выписал мне направления на рентген. Это заняло два дня, я съездил облучиться в сельской больнице, снимки проявили, я забрал снимки и опять явился к хирургу. Теперь я всегда играл по правилам, спрашивал, кто последний.

Однако оказалось, что мои ноги и спина плохи, но не достаточно, чтобы я был негоден. Хирург закончил уже со мной, написал категорию «А», но тут я вспомнил еще об одном козыре. У меня в паху появлялся странный бугорок иногда, если я напрягался. Я подозревал, что это грыжа, но этот бугорок никогда мне не мешал, я жил с ним лет, наверное, с одиннадцати. И всегда забывал справиться у врачей, что это такое. Нет, в детстве я это никому не показывал, потому что думал, что это из-за онанизма, и, считая себя чуть ли не изобретателем этого низкого занятия, скрывал наличие бугорка из соображений конспирации. А потом просто привык к этому бугорку и перестал обращать на него внимание, почти даже не вспоминал о нем, а просто машинально заталкивал обратно.

– Посмотрите, я совсем забыл. У меня, видимо, грыжа или что-то в этом роде.

Я напряг руки, живот и зад и показал, как у меня вздувается этот бугорок. Хирург на меня, как на идиота, посмотрел.

– Грыжа, конечно, – говорит. – И давно это у тебя?

– Лет, наверное, с одиннадцати или немного раньше. – Я пожал плечами.

– А сейчас тебе сколько?

– Восемнадцать.

Хирург с воинским званием произвел у себя в уме необходимые подсчеты, вычел одиннадцать из восемнадцати, я полагаю, и сказал:

– Это же не шутки. Ее может защемить. Даже умереть от этого можно.