Анита Мейсон - Ангел Рейха

Паула уставилась на цветы, потом на меня.

– Приплата к жалованью, – пояснила я.

– Я явно ошиблась с выбором работы. – Она работала на военном заводе. – Они прекрасны, – сказала Паула. Розы действительно были прекрасны: нежного персикового цвета, разве только припорошенные кирпичной пылью.

Мы сидели у камина и разговаривали.

– Я получила письмо из муниципалитета, – сказала Паула. – Похоже, я занимаю слишком большую площадь. Они требуют, чтобы я переехала в квартиру поменьше или взяла постояльца.

– Правда? Плохо дело.

Я мысленно сравнила охватившее меня смятение с чувствами, вызывавшими у меня желание помогать бездомным.

– Странно, что они не написали мне, – сказала я. – Моя квартира всяко уж не меньше твоей.

– Ты пользуешься известными привилегиями, – сказала Паула. – Вряд ли они захотят, чтобы ты делила квартиру с кем-нибудь, верно? Ты ведь занимаешься секретной работой.

– Уже не занимаюсь.

– Но ты же вернешься к ней?

Я промолчала.

– Извини. Мне не следовало спрашивать?

– Все в порядке.

– Я задаю слишком много вопросов.

– Да, довольно много.

– Но ты почти ничего не рассказываешь. Ты очень скрытная.

– Профессиональная привычка. – Я мгновенно прониклась презрением к себе. – Да нет, просто характер такой. Я не подпускаю к себе людей.

– Я тоже.

– Именно поэтому я сижу здесь, да?

– Ну, похоже на то. Наверное, мы почувствовали друг в друге родственные души. Выпьешь шнапса?

– Гм… да. Спасибо.

Она налила по пятьдесят граммов в зеленые рюмки из матового стекла.

– Я могу войти во вкус, – сказала я.

– Не стоит. Наверное, следующая бутылка у меня не скоро появится.

– Можно поинтересоваться, где ты достала шнапс?

– Сложными путями. Я оказала услугу одной женщине. А у женщины, которой я оказала услугу, есть сестра, жених которой служит в интендантских войсках.

– Да, в общем, ничего сложного.

– Нелепый способ раздобыть бутылку шнапса.

– А какую услугу ты оказала? – Непозволительная наглость с моей стороны. Наверняка что-нибудь противозаконное.

– Я свела ее с одним человеком, который сделал ей аборт.

Паула пристально смотрела на меня, ожидая моей реакции. Официально аборты считались диверсией против будущего германской расы. Врачи получали пятнадцать лет тюрьмы.

– Полагаю, если женщина хочет сделать аборт, у нее есть на то серьезные причины.

– Ее изнасиловали. Эсэсовский офицер. Поэтому, конечно, бедняжку заставили бы сохранить ребенка. Я ненавижу болтовню об улучшении породы и чистоте расы. Меня от нее тошнит.

– Я тоже ненавижу.

– Именно поэтому и распался мой брак, – сказала Паула. Она уже говорила, что разошлась с мужем. Разводы становились обычным делом. Число разводов стремительно увеличилось, как только законы стали менее суровыми.

– Вообще-то я хотела детей, пока материнство не объявили обязанностью каждой женщины, – сказала Паула. – Но почему-то… не знаю даже… все, к чему они прикасаются, становится грязным. На меня все эти трескучие фразы о материнстве произвели ровно обратный эффект. А Карл страшно хотел детей: он мечтал сделать карьеру и говорил, что это ему поможет. Это тоже меня злило. Поэтому я отказалась рожать.

– Отказалась? – Мне никогда не приходило в голову, что женщина может отказаться рожать.

– Не открыто, конечно. Бог знает, что бы Карл сотворил со мной. Он и так частенько пускал в ход кулаки.

– Он тебя бил?!

– Бывало. Я просто решила, что не забеременею и все тут. Я хочу сказать, больше тебе ничего не остается, если мужчина категорически не желает пользоваться известными средствами, правда ведь?

Она посмотрела на меня. Я прятала глаза. Да, я понимала, о чем она говорит. Я понимала ровно столько, чтобы понимать, что очень многого не знаю. Сознавая, что в моем возрасте подобное невежество даже неприлично, я сначала смутилась, а потом внутренне ощетинилась.

– Эй, в чем дело? – спросила Паула. – Я зашла на минное поле?

– Да нет, все в порядке.

– Я тебя чем-то обидела?

– Нет. Просто я не привыкла разговаривать на такие темы.

Она испытующе посмотрела на меня, а потом сказала:

– На самом деле ты… недостаточно много знаешь о мужчинах, верно?

Я была готова сквозь землю провалиться.

– Ну, ты не много потеряла, – беспечно сказала она.

Не мне одной не хватало общения. Паула снимала здесь квартиру уже почти год и за все время подружилась с единственным человеком в нашем квартале – с одинокой матерью двух маленьких детей, жившей на соседней улице.