Анита Мейсон - Ангел Рейха

В течение нескольких следующих недель я пересела с планеров сначала на спортивные самолеты, а потом на учебные машины ВВС. Поскольку все самолеты были реквизированы для военных нужд, мне приходилось летать на том, что есть, обращаясь с просьбами о содействии к разным знакомым и надеясь, что никто не изъявит желания взглянуть на справку о состоянии моего здоровья, где говорилось, что я негодна к полетам. Я намеревалась доказать, что я годна к полетам, а потом вернуться к хирургу, составившему такое убийственное заключение, и попросить выдать мне другое. На время я застряла на «шторке» за неимением других машин, но потом мне подвернулся биплан «арадо», а через неделю я уже пилотировала «Ме-110».

Через два месяца тренировок я обратилась к одному офицеру-инструктору в Рехлине, своему доброму знакомому, и спросила, нет ли у него машины, которой никто не хватился бы в течение получаса. Он предложил мне опробовать «Фоккевульф-190».

Чудесный самолет! Быстрый, проворный, покладистый. С полчаса я наслаждалась полетом и радовалась своему возвращению в строй. Я начала заходить на посадку, исполненная решимости на следующей же неделе повидаться с хирургом.

Я сделала последний разворот перед выходом на посадочную полосу.

Когда правое крыло ушло вниз и я увидела, как горизонт опрокидывается, у меня возникло жуткое ощущение, что земля подо мной поднимается и толкает меня вверх. Я старалась удерживать самолет под правильным углом и не обращать внимания на чудовищную пляску земли и неба. Приборы вели себя нормально. Все остальное словно обезумело. Заставив себя поверить показаниям приборов, я выровняла крылья, опустила закрылки и стала снижаться к посадочной полосе, которая неслась на меня, раскачиваясь и расплываясь перед глазами. Я подрулила к ангару и несколько минут сидела в кресле, обливаясь холодным потом и дрожа всем телом.

Да, мне потребуется больше времени, чем я предполагала.

Однажды в выходной в моей берлинской квартире раздался телефонный звонок. Я не ждала звонка.

Незнакомый мужской голос спросил, не я ли капитан авиации Курц, а когда я ответила утвердительно, попросил меня подождать. Пока я ждала, телефонная линия глухо молчала, словно связь прервалась. Потом она заработала так хорошо, что я услышала скрип кресла на другом конце провода.

В трубке раздался другой голос, отчетливый, но на баварский манер растягивающий гласные.

– Капитан авиации Курц? Добрый вечер.

– Добрый вечер.

– Говорит Генрих Гиммлер.

Как хорошо, наверное, знакомо ему краткое молчание, наступающее после этих слов, когда мир уходит из-под ног человека на другом конце провода, словно люк распахивается на эшафоте. Я словно воочию вижу его: он сидит с прямой спиной в своей черной форме, прижимая к уху черную трубку и чуть заметно улыбаясь довольной улыбкой человека, свято верящего в свое дело, когда произносит слова: «Говорит Генрих Гиммлер».

У меня хватило присутствия духа, чтобы сказать:

– Это большая честь для меня, герр рейхсфюрер.

– Скажите, вы полностью оправились после аварии?

– Я довольно быстро встала на ноги, благодарю вас. С вашей стороны было очень любезно прислать мне фруктовый сок.

– Не стоит благодарности. Я рад слышать, что вам лучше. Полагаю, вы снова летаете?

Интересно, кто ему доложил?

– Я делаю все возможное, чтобы вернуться к своим обязанностям.

– Страна гордится вами, капитан.

Я попыталась найти какие-нибудь слова, кроме «спасибо».

– Спасибо, – сказала я в конце концов.

– Мужество – одно из качеств, отличающих нас от низших рас, – сказал он. – Я уже давно являюсь вашим поклонником и всегда хотел познакомиться с вами лично. К сожалению, у меня практически нет свободного времени. Тем не менее вечер семнадцатого октября у меня не занят. Вы окажете мне любезность отобедать со мной?

Я отвела трубку от уха и тупо уставилась на нее.

– Вы меня слышите, капитан?

Никто не отвечает ему отказом. Никто не может ответить ему отказом.

– Это великая честь для меня, герр рейхсфюрер.

– Отлично. Моя машина заедет за вами в семь.

Его адъютант перезвонил через пять минут и спросил, не соблюдаю ли я какую-нибудь особую диету.

Человек, державший в страхе всю Германию, встретил меня на пороге скромного загородного дома. Местность казалась незнакомой. Поездка заняла много времени, и подозреваю, мы ехали кружным путем. Короткая, усыпанная щебнем дорожка, ведущая к входной двери, тянулась между густыми деревьями, но освещалась яркими фонарями. Хозяин дома страховался от неожиданных визитов непрошеных гостей.