Элизабет Гилберт - Законный брак

Но есть еще и иудейское мировоззрение. Говоря «иудейское», я вовсе не отсылаю вас к доктринам иудаизма. (Между прочим, большинство моих знакомых американских евреев мыслят очень даже «по-гречески», а вот фундаментальные американские христиане – как раз «по-иудейски»). Под иудейским мировоззрением я имею в виду древний взгляд на мир, в котором воплощены идеи кланового сознания, главенства веры, подчинения и уважения. Кредо иудеев – клановость, патриархальность, авторитарность, мораль, ритуал и инстинктивная подозрительность к чужакам. Иудейские мыслители рассматривают мир как совершенно четкое противопоставление добра и зла, и Бог всегда на стороне «наших». Человеческие поступки бывают правильными или неправильными. Никаких полутонов – только черное и белое. Общество важнее индивидуальности, мораль важнее счастья, клятвы даются раз и навсегда.

Главная проблема в том, что современная западная культура каким-то образом унаследовала оба этих античных мировоззрения, но так и не сумела их примирить, потому что это невозможно. (Вы когда-нибудь следили за ходом выборов в США?) Американское общество представляет собой удивительную амальгаму «греческих» и «иудейских» взглядов. Наши законы по большей части от греков; наша мораль – от иудеев. Мы совершенные греки в том, что касается понятий независимости, интеллекта, неприкосновенности личности, и совершенные иудеи в том, что касается добродетели и воли Божьей. Наше стремление к равноправию – от греков; стремление к справедливости – от иудеев.

Но когда речь заходит о любви – тут взгляды мешаются в путаную кучу. Одно исследование за другим демонстрирует веру американцев в совершенно противоположные понятия в том, что касается брака. С одной стороны (иудейской), весь наш народ свято верит, что брачные узы – это на всю жизнь, их нельзя разорвать. С другой (греческой), мы также свято уверены, что человек всегда имеет право на развод по личным причинам.

Но как могут обе эти идеи быть истинными одновременно? Неудивительно, что в головах у нас полная неразбериха. И стоит ли удивляться, что американцы женятся и разводятся чаще, чем представители всех остальных наций земли! Мы как в пинг-понге бросаемся от одного противоположного представления о любви к другому. Наш иудейский (или библейский, или моралистический) взгляд на любовь основан на преданности Богу, подчинении священной вере, и мы не сомневаемся в нем ни на минуту. Наш греческий (или философский, или этический) взгляд основан на преданности своей природе, суть которой в тяге к исследованиям, красоте и глубоком почтении к необходимости самовыражения. И он тоже не вызывает у нас сомнений.

Идеальный «греческий» любовник эротичен; идеальный «иудейский» – предан вам.

Страсть досталась нам от греков; верность – от иудеев.

Эти мысли не давали мне покоя, потому что по греческо-иудейской шкале я намного ближе к грекам. Делает ли это меня плохим кандидатом в брачующиеся? Я этого и боялась. Нам, «грекам», не очень-то нравится приносить себя в жертву традиции; нас это подавляет и пугает.

Еще сильнее я забеспокоилась, наткнувшись на один крошечный, но важный факт в уже знакомом вам исследовании Рутгерсского университета. Оказывается, исследователи выяснили, что браки, в которых и муж и жена относятся к священным узам с одинаковым безоговорочным уважением, имеют больше шансов на долговечность, чем браки, в которых супруги относятся к этим узам с подозрением. Уважение к институту брака, таким образом, становится необходимым залогом прочности отношений.

И ведь это вполне разумно, так? Надо верить в то, чем клянешься, чтобы обещание не было пустыми словами. Ведь вступая в брак, вы не просто клянетесь в верности другому человеку – вы еще присягаете самому понятию верности. Я лично знаю людей, которые до сих пор живут вместе вовсе не потому, что любят друг друга, а потому, что им дороги их принципы. Они и в могилу готовы лечь, так и не разорвав законные узы с человеком, которого ненавидят, и всё лишь из-за того, что поклялись перед Богом. Они считают, что если отрекутся от этой клятвы, то потеряют себя.

Стоит ли говорить, что я не такая? В прошлом у меня уже был выбор, что предпочесть – данное обещание или собственную жизнь, и я выбрала себя любимую. Что вовсе не делает меня человеком неэтичным (ведь можно поспорить, что мы, предпочитая свободу несчастью, тем самым отдаем дань почтения чуду жизни). Но сейчас, когда мне предстоит выйти за Фелипе, передо мной стоит дилемма. Во мне достаточно «иудейского», чтобы искренне желать своему браку продлиться вечно на этот раз (что уж там, так прямо и скажу, хоть и стыдно – на этот раз!), но я так и не смогла проникнуться безоговорочным уважением к институту брака. В истории брака я так и не нашла ни одного эпизода, в котором узнала бы себя и сказала: о да, на это я согласна. И это отсутствие уважения и осознания собственного места во всей системе внушало мне опасения, что в день свадьбы даже я не поверю собственным обещаниям.