Джозеф Хеллер - Видит Бог

— Я люблю тебя, — сдавленным голосом произнесла она. — Надеюсь, ты это понимаешь.

Я ясно видел, что любит, но на единственный доступный ей манер — с язвительностью, обидами, завистью, пренебрежением и со всепоглощающим самолюбованием и эгоизмом. Напоследок мы поцеловались с ней через подоконник.

— Ты рот сегодня полоскал?

Я соврал, ответив утвердительно. И выскочил из окна, точно клоун с волосатыми ногами в каком-нибудь паршивом бурлеске. Когда мы снова встретились с ней, я уже семь лет как царствовал в Хевроне, а она была отдана Саулом в жены другому мужчине. И ни я, ни она особо теплых чувств друг к другу не питали.

Я и посейчас удивляюсь, как это мне удалось тогда приземлиться на обе ноги и ничего себе не сломать. Я направился прямиком в Раму, где обитал Самуил, надеясь найти убежище, утешение и мудрый совет у единственного оставшегося в царстве человека, который еще сохранял влияние на Саула и обладал мощью духа, достаточной, чтобы выступить в мою защиту. Зря только силы потратил. Взамен ожидаемого, я нашел человека, исполненного горестных сокрушений, вполне сравнимых с моими, человека, который лишь разозлился на меня за то, что я присовокупил к его собственным горестям еще и мои.

— Чего тебе надобно? — такого раздраженного приветствия удостоил меня Самуил. — Нашел куда заявиться! Зачем ты так со мной поступаешь?

Я пустился в объяснения, по ходу которых он волосатыми руками торопливо запихивал свои пожитки в заплечный мешок и что-то сердито бормотал в бороду. Самуил был, пожалуй, самым раздражительным человеком, какого я до той поры повстречал, да и с той поры мне как-то не посчастливилось встретить кого-либо ему под стать. Он оказался еще мохнатее, чем мне помнилось: бесконечная черная борода его, простеганная теперь обильными грязновато-седыми прядями, была, как я с сокрушением приметил, несколько неопрятной.

— От кого ты ждешь мудрых советов? — резко оборвал он меня. — У кого хочешь получить убежище и действенную поддержку? Какое еще тебе утешение? Как я могу сказать тебе, что теперь делать?

— Ты пророк или не пророк? — не менее запальчиво откликнулся я.

— Когда ты в последний раз слышал, как я пророчествую?

— Ты еще и судья к тому же.

— Когда ты в последний раз слышал, чтобы я судил? Слушай, даже если мне случалось говорить от имени Господа, я не всегда был уверен, что говорю правду.

— Но совет-то ты мне можешь подать или не можешь?

— Совета хочешь? — спросил Самуил. — Могу дать тебе превосходный совет. Уходи куда подальше.

— Куда? И от кого?

— От меня, дурак чертов! — брызгая слюной, заорал Самуил. — Думаешь, мне без тебя неприятностей не хватает? Я еще помогать ему должен. Зачем ты сюда приперся?

— Так ведь ты же и заварил всю эту кашу.

— Я? Чего это я заварил? Ничего я не заваривал.

— Разве я просил, чтобы ты помазал меня на царство? Ты сам пришел и объявил, что я буду царем, ведь так?

— Царем хочешь быть? — прорычал Самуил. — Ну, так иди и царствуй где-нибудь в другом месте, а меня оставь в покое. Мне теперь тоже приходится в бега ударяться — и все по твоей милости.

— А куда?

— В Наваф. Думаешь, я буду сидеть здесь после того, как ты объявился?

Самуил стиснул ладони и безутешно запричитал.

— Посмотри на меня, посмотри! — сетовал он. — Судья, пророк, и что же? Я был самым могучим человеком в стране, пока Бог не велел мне отвратиться от Саула и обратиться к тебе. И зачем я Его послушал?

— А зачем ты сделал Саула царем?

— Я сделал Саула царем? — Самуил с силой потряс головой. — О нет, сэр, мистер. Это Бог сделал Саула царем. Я только сообщение передал. Ни ты, ни он моими кандидатурами не были. Народ желал получить царя, не я. Одного меня, какого-то там судьи, народу не хватало. Хотят царя, сделай им царя, сказал Бог. Он велел мне избрать Саула, я избрал Саула. Кто же мог догадаться, что Он изберет мешугана [7] Мешуган — сумасшедший (идиш). ?

— Но ты уверен, что потом Он повелел избрать меня?

— Ну а как по-твоему? Думаешь, сам бы я тебя выбрал?

— Но ты ни в чем не ошибся?

— Судьи не ошибаются, ошибается Бог. Хочешь знать правду? Была б моя воля, я выбрал бы брата твоего, Елиава, или Аминадава, или уж Самму на худой конец, — все они будут покрупнее тебя. И родились раньше. Но Бог велел мне не смотреть на вид и высоту роста. Господь смотрит на сердце, сказал Он мне. Так и сказал — на сердце. Вот Он и разглядел в тебе что-то особенное. Уж что именно, мне нипочем не догадаться. Сделай одолжение, просвети меня.