Джозеф Хеллер - Видит Бог

Я поскреб в затылке. Тут было о чем подумать.

— И что же ты думаешь предпринять?

— План у меня такой. — Иоав развернул принесенные им карты. — Дай мне Авессу и с ним шестьсот человек, на которых можно положиться, что они, опустясь у пруда на колени, не отложат мечи, но будут лакать воду подобно псам. Мы пройдем турецким перешейком в мягкое подбрюшье Европы, сметая все на своем пути. Оттуда Авесса с тремястами людей повернет направо, на восток, чтобы захватить Кавказ, Индию, Афганистан, Непал, Тибет, Сибирь, Монголию, Китай, Вьетнам, Корею, Японию и Формозу. Пока Авесса будет одерживать там победы, я с другими тремястами поверну на запад, налево, и покорю всю остальную южную Россию, от Каспийского моря до Черного, Украину и Балканы. Я захвачу Румынию, Венгрию, Югославию, Грецию, Албанию, Италию, Австрию, Германию, Францию, Нидерланды, а после Испанию с Португалией. Польшу я тоже сокрушу, если ее удастся найти. Я оставлю охранный отряд в Гибралтаре, чтобы навсегда овладеть входом в море Филистимское. Я знаю, о чем ты думаешь.

— Звучит грандиозно.

— Насмешки строишь, да?

— Однако ты можешь столкнуться с сопротивлением.

— Думаешь, мне это не приходило в голову? Но если народы Европы будут одолевать меня, Авесса поможет мне, а если азиаты его будут одолевать, я приду к нему на помощь. Чего проще? Разве мы не управились точно таким же образом с сирийцами и аммонитянами? Так вот, овладев Иберией и Францией, я отплыву из Кале в Дувр и захвачу Англию и Уэльс, а после отправлюсь из Ливерпуля в Дублин, чтобы овладеть Ирландией. Замирив Ирландию, я через Шотландию тронусь в обратный путь. Отплыв из Ферт-оф-Форта, я попаду на юг Норвегии, пройду побережьем до самого ее севера и возвращусь через Швецию и Финляндию. Ну, как тебе пока?

— Как ты будешь обходиться без кошерной пищи?

— А я и не буду. Мы возьмем с собой козий сыр, ячменный хлеб, изюм и инжирные лепешки. В Турции и Греции пополним запас провианта финиками и медом. Да, а чтобы обеспечить себя протеином, возьмем еще фасоль и чечевицу. В Шотландии разживемся лососем и семгой. В Скандинавии, Голландии и Дании наберем столько селедки и копченой рыбы, сколько сможем съесть. Если хочешь, могу и тебе принести. А в России будем кормиться осетриной, икрой и черным хлебом.

— В России? Ты и Россию хочешь завоевать?

— На обратном пути. Возвращаясь, я первым делом учиню осаду Ленинграда. Потом возьму Москву, Сталинград, Ростов, Киев и Одессу. А после, снова вернувшись в Турцию, воссоединюсь с Авессой, идущим домой после овладения Востоком и прочей Азией, и мы вместе вернемся в Израиль — как раз поспеем к созреванию винограда с оливами и к поре посева ячменя, пшеницы и льна. Что может быть проще?

— А как ты попадешь из Шотландии в Норвегию? — поинтересовался я.

— Морем, — сказал Иоав.

— У нас же судов нет, — напомнил я ему, — а и были бы, так мы все равно не умеем ими пользоваться.

Иоав наморщил лоб.

— Но как же я тогда попаду из Франции в Англию?

— То-то и оно. Так что ты лучше прогуляйся через Иордан до Аммона и осади еще раз Равву.

— Ладно, подожди меня здесь.

И следующее, что я помню, это как я безумно влюбился. Любовь поразила меня точно молния. Разинув рот, я, словно окаменелый, глазел на голую женщину, а потом завопил, призывая на крышу людей, будто впавший в буйство, не ведающий приличий маньяк. Дело в том, что, отправив Иоава и слуг моих вести кампанию против Раввы, я остался в Иерусалиме, и всех развлечений у меня было — дожидаться нового летнего гардероба, для которого с меня уже сняли мерку, вот я и повадился каждый вечер гулять по крыше, позволяя мыслям моим странствовать где им заблагорассудится. Я скучал. Когда я в последний перед тем раз заскучал в Иерусалиме, я перенес в него ковчег завета. Ничего интереснее мне придумать не удалось, вот я и ухватился за эту мысль и в итоге вдрызг разругался с Мелхолой, что и привело наконец к прекращению наших с нею супружеских отношений, избавив меня в дальнейшем от снисходительной терпимости, которую я еще проявлял в обхождении с нею. Ссора с Мелхолой оказалась замаскированным благословением свыше, ибо мы к тому времени уже осточертели друг дружке до смерти.

Скажу вам чистую правду: я и понятия не имел, что это за ковчег завета такой, когда надумал перенести его в город из дома Аведдара Гефянина, причем красоваться во главе феерического шествия, к организации которого я приступил, должен был не кто иной, как ваш покорный слуга, царь собственной персоной. Зато у церковников такое понятие имелось, для них ковчег был важен, а я, в моих усилиях объединить все партии, существовавшие о ту пору в нашей неисправимо плюралистической и несговорчивой стране, не видел вреда в том, чтобы привлечь на свою сторону верующих. Думаете, это Бог больше всех намаялся тогда в пустыне с Моисеем и народом его? У меня тоже хлопот хватало. Ковчег был изготовлен из древесины акации, внутри же деревянного сундука находились, как утверждалось, те самые две начальные скрижали из камня с горы Синай, на которых Бог перстом Своим написал для Моисея десятословие. Заглядывать внутрь никому не дозволялось, так что проверить, правда это или нет, мы не могли. К нему и прикасаться-то было запрещено. Это мы вывели из печальной участи, постигшей бедного Озу во время первой моей попытки перенесения ковчега, состоявшейся за три месяца до второй и последней. Бедный Оза, имея намерения самые что ни на есть благочестивые, машинально простер руку свою к ковчегу, когда тот качнулся на колеснице из-за того, что споткнулся один из волов. Господь прогневался на Озу за эту невинную оплошность и поразил его там же, и умер он там у ковчега Божия, прямо на месте. Дорога в ад, написал я однажды, вымощена благими намерениями. Строго говоря, история эта дает слишком малую статистическую базу для вывода о неприкосновенности ковчега, но никаких гуманных способов расширить ее мне придумать не удалось. Не мог же я в интересах эксперимента выкликать добровольцев, которые согласились бы еще разок коснуться его.