Джозеф Хеллер - Видит Бог

Когда я попал сюда, улицы были темны и узки, стены скособоченных, привалившихся один к другому глинобитных домишек сочились сыростью. Канализация была ужасна и висевший над городом отвратный смрад буквально валил человека с ног. Забудьте все, что вы слышали о чистом горном воздухе, — наш вонял отбросами, да и теперь воняет, вонял испражнениями людей и скотов. Думаете, почему мы все время воскуряем благовония и льем на себя океаны духов? Даже едкие запахи горящего трута и мирры предпочтительнее ароматов нашей естественной атмосферы. Мне так и не удалось привлечь внимание хотя бы одного из моих сыновей к проблеме создания сточной системы. Я их разбаловал, а в итоге честный труд теперь не по ним. Сколько я ни напрягаюсь, мне не удается представить, как кто-либо из них, даже ради собственного спасения или спасения Божьего мира, пойдет в грязь, станет топтать глину или лепить кирпичи. Сыновьям давным-давно надоело слушать мои рассказы о том, что я начал жизнь пастухом.

— Ой, не надо, — говорил Амнон.

— Ты опять за свое, — говорил Авессалом.

В самом городе, когда я там появился, ни одного открытого места не было. Поначалу я поселился в крепости и начал обстраивать ее кругом от Милло и внутри. Зима выдалась тухлая, сырая. Шерсть не сохла. Дни были безобразно короткими. Мы жили, будто в проклятые Богом Средние века, и первое, что я сделал, — это заключил с Хирамом, царем Тирским, подряд на строительство, ибо его народ умел работать и с камнем, и с деревом, и с драгоценными металлами. Хирам прислал ко мне послов и кедровые деревья, много кедровых деревьев, и плотников, и каменщиков, и камнерезов, и медников, чтобы они построили мне лучший дом во всем Иерусалиме, дворец, которого, как полагала Мелхола, достоин лишь человек, равный ей по рождению, с гаремом для нее и иных моих жен и с просторной крышей, по которой можно будет гулять на закате дня и с которой я смогу видеть любой другой дом в городе. Гарем, как впоследствии выяснилось, мог бы быть и попросторнее, также не лишними были бы в нем и укромные проходы в кое-какие из отдельных покоев, но кто же тогда знал, что я настолько разохочусь до баб, что буду вожделеть их даже теперь? Вот с этой-то крыши я, как вы помните, и увидел голую Вирсавию. На минуту-другую у меня перехватило дыхание. Через минуту-другую меня словно громом прошибло и я ощутил себя глубоко и беззаветно влюбленным. Не отдавай сердца своего женщинам, написал я однажды, не отдавай им силы своей. Но это только так, для виду, нравоучительная литература, относиться к которой следует не более серьезно, чем к моему знаменитому венку сонетов про бледного всадника и смуглую деву. Хотите услышать по-настоящему искренний совет? Если вам снова выпадет шанс влюбиться, хватайтесь за него обеими руками, всякий раз хватайтесь. Может, вы после об этом и пожалеете, но лучшего вам все равно ничего не найти, а случится ли это еще раз, вам знать не дано.

В соответствии с одной из статей нашего контракта, я направил к Хираму, царю Тирскому, рабочих, чтобы они валили лес и тесали камни. Принудительный труд? Я бы так не сказал. Хотя это именно он и был: принудительный труд. Несравнимый, впрочем, по масштабам с тем, что замыслил Соломон на случай, если он все же дорвется до власти и поведет строительство по всему царству. Тысяча жен кажется вам чрезмерным числом? Павлины и обезьяны представляются претенциозными? Это, знаете ли, мелкая дробь, игрушки для начинающих. Соломон — человек пугающе скрупулезный по части подробностей, и я, слушая его, временами ужасаюсь: неужели он и впрямь говорит серьезно? Тридцать тысяч человек намеревается он мобилизовать для рубки деревьев в Ливане и, может быть, еще сто пятьдесят, чтобы таскать камни из гор.

— Это получается чертова пропасть леса, — осторожно замечаю я. — И камня тоже. Зачем тебе столько?

— Строить.

— Что строить?

— Много чего. Новый дворец. Просторное жилище, получше твоего, из дорогого камня, с множеством кованого золота из Офира. Мне нужно только самое лучшее кованое золото.

— Это ты ради меня собираешься так расстараться? Но я скоро умру.

— Нет, ради себя. И еще я построил бы большой гарем, гораздо больше твоего, чтобы разместить всех моих жен.

— И ты действительно намерен завести их целую тысячу?

— Ровно тысячу, семьсот жен и триста наложниц, все сплошь царские дочери. Если бы я был царь, я бы посватался к дочери фараона. Представляешь — я, еврей из Иудеи, женюсь на дочери фараона.