Николай Климонтович - Спич

Будучи лет шестнадцати Равиль уже пропадал в городе, там у него завелись хорошие дела. Он подрядился к одному остепенившемуся вору: доставал в областном универмаге по блату белые майки с короткими рукавчиками. Нанятый художник-оформитель наносил на майки методом шелкографии черно-белые портреты Биттлз, Пугачевой и Жванецкого, все были похожи на жителей востока. Но не только их: когда кончалась черная краска, шли зеленые русалки с голыми грудями и имитация воровской татуировки синего цвета — с инкрустированной белым ручкой, что таило намек на слоновую кость, кинжал, на котором, обвившись вокруг лезвия, замерла лупоглазая змея. С партией таких маек Равиля отправляли на толкучий рынок, и майки с нанесенным на них вдохновенным мастером рисунками шли втрое дороже номинала. Это было первой стадией операции. На второй к пацану, который только что приобрел майку с Пугачевой, запечатанную в прозрачный целлофан, на выходе с рынка подходил парень постарше, свирепо вопил дай поносить и, угрожая ножом, майку отбирал. Почти все без звука отдавали, и майки поступали в повторную продажу.

Но вскоре спрос на рынке иссяк, так, одну две майки за день покупали какие-нибудь лохи из деревни, местные уж знали, что к чему. Бизнес пришлось перенести на другую площадку, а именно — в областной аэропорт, в зал ожидания. Расчет был на то, что отлетающие пассажиры, находясь в расслабленности от предвкушения воздушного путешествия, будут рады приобрести подарок своим родным и близким. И здесь бригада впервые столкнулась нос к носу с милицией, причем не городской, где работали одни знакомые, а с представителями специального подразделения — транспортного. Эти оказались неподкупны, и вскоре бизнес пришлось свернуть.

С одним мужиком по фамилии Сергеев, бывшим комсомольским активистом, а потом — сотрудником прокуратуры, они наладили дело по торговле березовыми вениками у единственной в городе бани с парным отделением. Мужик до этого сопровождал партии курток из Пакистана, но погорел на таможне и залез в долги. Веники выручили его. Из центральной России конечно, не возили, Сибирь была ближе. Поставили одну бабу, которая до того продавала чебуреки перед Домом быта и культуры, торговать перед банным входом. Была еще у Равиля идея открыть пару платных туалетов, но у них в городе это дело не пошло: население продолжало справлять нужду, где придется, и платить за это местному народу казалось не просто излишеством, но форменной дикостью.

Одно было плохо — Сергеев пил. Причем чем больше они на вениках зарабатывали, тем больше пил Сергеев. Спьяну он сошелся с этой торговкой, и они вдвоем стали воровать деньги у подельника: баба попросту утаивала часть выручки. Равиль обнаружил это довольно быстро, но не стал устраивать разборок, а наблюдал молча, выжидая. И когда они возвращались из Сибири с очередной партией товара, Равиль столкнул подвыпившего Сергеева с вагонной площадки в степи под Оренбургом. Это было не первое в его жизни убийство, еще в ранней юности он на спор со старшими парнями ударил по голове обрезком трубы одного таксиста с иногородними номерами. Таксист упал лицом на руль, в кармане у него не было и десяти рублей. Впрочем, возможно, таксист выжил — труба не была тяжелой.

Бабе Сергеева Равиль рассказал, что тот спьяну, возвращаясь из вагона-ресторана, выпал за борт , так он выразился. И поинтересовался, где она держат кубышку с украденным. Испуганная баба все поняла и отдала Равилю немалую сумму, которую Равиль сунул в карман, не считая. И цыкнул сгинь . С тех в городе ее никто никогда не видел.

Равиль вывел из этой истории два урока: дело должен возглавлять один человек, а именно — он сам. И надо более тщательно подходить к подбору персонала. Многие искали у него партнерства. Скажем, один бывший учитель словесности предлагал стать соучредителем бизнеса по печатанью классиков русской литературы. Свое издательство он предполагал назвать Раскольников , но Равиль рассмеялся ему в лицо. Сам он Достоевского не читал, но видел скучный — даром что детектив, как гласила афиша — фильм в кинотеатре, прикидывая, как бы приспособить фойе под торговый зал, и предсказал, что это дело развалится из-за отсутствия прибыли — в первые же полгода. И он оказался прав.

От идеи захватить кинотеатр он отказался. Много прибыльнее показалось предложение перепродавать алтайский мед: при себестоимости четыре рубля можно было сдавать его в потребкооперацию по одиннадцать рублей с полтинником, с прицепом , что называется. Дело обещало быть очень хорошим, но оказалось невозможно найти сборщиков, которым можно было бы доверять. Предложение упасть в долю для покупки свечного заводика при православной церкви он тоже отклонил: попы были жадными и явственно вороватыми. Оставалось одно — заняться малопочтенным делом по пошиву носильных вещей.