Николай Климонтович - Спич

В первое же после ареста воскресенье Женечка с теткой поехали на Тишинский рынок — покупать священнику Карасикову валенки. Лагерь-то ему не дадут, не звери же , вслух размышляла тетка, а в ссылке как без валенок . Они нашли хорошие, крепко подшитые, большие. Через полгода наступили дни судебных слушаний. Заседания длились чуть не неделю, и всякий день тетка брала на службе отгулы, чтобы быть у здания суда. Несмотря на то, что внутрь суда никого не пускали, процесс был закрытым, по радио Свобода сквозь завывания глушилок по вечерам слушали отчеты о ходе дела, и выходило, что священник Карасиков раскаялся, просил не применять к нему строгих кар, поскольку он заблуждался. Вот видишь, Ася, я говорила, он слабый , качала головой бабушка. На этой почве у них с теткой чуть не каждое утро бывали споры. Не ходи , просила бабушка, готовая заплакать, я старая, он все равно сломался, ты о мальчике подумай .

— Как ты не понимаешь, мама, я должна, должна. Что ж, спрятаться, это уж совсем не порядочно. Да и не по-божески., — жестко резала тетка. — Батюшка сам выбрал свою Голгофу, это правда, но разве мы не были рядом с ним. А слабый, что ж, люди слабы. И кто знает, как я бы себя повела на его месте.

— Не говори так, Бога ради, не говори. Я понимаю, я все понимаю, — и глаза бабушки действительно увлажнялись, — у этого Карасикова никого нет. Целибат, видишь ли… Вот только Женечку жалко…

— Только слез не хватает, мама. А мальчик уж не маленький…

— Да как же, Ася, ему двенадцать лет…

Женечка с ужасом понимал: речь у взрослых идет о том, что с теткой могут сделать то же, что и с бедным Карасиковым. И тогда, понимал он, они с бабушкой не выживут . То есть умрут. Но умирать он совсем не хотел. И еще он понимал, что не по-божески в устах тетки значит — не по-христиански. И он представлял священника Карасикова, который в синем тренировочном костюме несет свой крест, два крепко сбитых тяжелых бревна, ковыляя под гул насмешек толпы.

Пока шло следствие, тетка раз в неделю собирала передачу для священника, там была дефицитная жесткая колбаса, которая изредка появлялась в Елисеевском и которую так любил сосать Женечка — любил за дивный копченый вкус дыма. Но доставалась она ему лишь по праздникам, чаще они позволить себе такую роскошь не могли. И еще какие-то вкусные вещи любовно укладывала тетка в небольшой фанерный ящик, банки со сгущенным кофе с молоком, из которого, если сварить прямо в банке, получалось дивное лакомство, ванильные сухари вперемежку с теплыми носками, приговаривая все равно жандармы все свалят в кучу, хорошо, если пропустят. И уезжала в Лефортово . К слову, кое-что действительно не пропускали, и тогда эти вкусные вещи возвращались и попадали к ним на стол. Не пропустили и валенки.

Тетка оказалась хорошим пророком: Карасикову дали лишь по рогам , как выражался Тоша. И отправили в ссылку в Красноярский край, и вслед за ним отправилась посылка с этими самыми валенками. Опечатанной комнатой Карасикова никто не интересовался. И соседи на свой страх и риск сорвали пломбу и стали использовать каморку по настоящему ее назначению, как кладовку, принялись хранить там всякий хлам.

Так закончилось детство Евгения Евгеньевича. И он, как будто почувствовав это, неожиданно попросился в школу. Чуть подумав, тетка на удивление легко согласилась, пробормотав что ж, тебе предстоит жить здесь, так что привыкай . И сказано это было таким тоном, что сделалось ясно: жить здесь не сулит ничего хорошего.

Проследить этапы становления Ибрагимова — миллионера можно отчасти по небольшой книжечке-автобиографии, которую за него написал один не слишком удачливый литератор. Из крупных бизнесменов отнюдь не один Ибрагимов тщеславно заказывал собственное жизнеописание, теперь этим никого не удивишь. Все такие книжки будто соревнуются в безвкусии, вот и это была размашисто названа Миллионер из степи , на обложке крупно портрет Равиля на фоне каких-то безлистых саксаулов, которые, к слову, в степи не растут. Не говоря уж о том, что к тому времени, судя по всему, Ибрагимов приближался к своему миллиарду. Вдалеке за плечом героя виднелся и треугольной формы холм, курган, наверное, солнцем опаленный .

Я пролистал эту книженцию и тут же понял, что в тексте зияют очевидные лакуны. С настоящим автором этого в высшей степени бездарного сочинения я легко познакомился, придя в Центральный Дом литераторов и застав его вполпьяна в нижнем буфете . Когда его собутыльники покидали заведение, где стал мигать свет, а буфетчица наотрез отказалась налить по последней , я окликнул его и предложил перекочевать в ночной бар неподалеку, здесь же, на Большой Никитской. Он согласился, и мы провели вместе часа два. Поначалу он утверждал, что Ибрагимов безбашенное животное и ничего не понимает в литературе: жмот, не заплатил, как уговаривались . Здесь писатель икнул. И знаете что еще — он пиво пьет подогретым . Но после трехсот коньяка я добился от него более или менее внятного изложения недостающих в его тексте, прошедшем самую строгую цензуру самого героя, событий. Бегло перескажу то, что узнал из книжки с пьяными добавлениями автора, хоть все это довольно банально и всем известно — довольно типичная для нынешней стадии нашего капитализма история восхождения со дна.