Николай Климонович - Цветы дальних мест

— Ай? — спросила повариха. — Так ведь не видать.

— Нет, вы рукой попробуйте.

— А мне тяжко нагибаться. Пущай их, пущай купаются… — И повариха уселась на землю с Володей рядом, руку козырьком приставила над глазами, как если бы сидела на речке и смотрела, чтоб дети далеко не заплыли.

— Господи, — сжала Воскресенская виски пальцами, а у самой в голове все что-то наигрывало, напевало — дальняя какая-то мелодия.

Буря выла по-прежнему.

Володя скинул и брюки, сложил как мог аккуратнее при таком ветре-то, свернул, протянул вместе с рубахой поварихе:

— М-можно вас п-попросить?

— Я посторожу, давайте, — Она подпихнула сверток себе под зад, чтоб ветер не украл. — Я вот помню, — обратилась она то ли к Воскресенской, то ли к самой себе, — когда маленькой была, батька нас всех, человечков семь, на озеро с собою брал. Шел рыбалить и нас прихватывал. Так вот: чтоб не случилось чего, он так поручал. Ты, Николка, следи за Авдотьей, а ты, Авдотья, — за Василем. Василь же по старшинству… Вот забыла, как братца звали, помер потом зимой… Ну вот так, в общем. А сам сеть раскидывал и садился самогонку пить…

Никто не слушал ее. Да и мудрено было б услышать, даже если бы нужное говорилось. Потому — ветер свистел. Земля гудела. Даже в выемке-то вокруг лужи было недостаточно тихо для обычного разговора. А подальше от берега-то и подавно… И Володя снял носки. В одних трусах купальных остался, словно знал, что купаться будет, приготовился загодя. Носки он сунул в ботинки, ботинки пододвинул к поварихе ближе — и пошел, пошел, ступая осторожно, боясь уколоться, пошел туда, где бегали, играли Миша с шофером. Туда, к темному, расплывшемуся на земле.

Воскресенская наблюдала за ним пристально.

Он подошел к краю. Сунул сперва вперед ногу, самый носочек, пощупал. Потом убрал, постоял в задумчивости, пошлепал ладошками по плечам, сильно раздул жирную грудь и вдруг наклонился, словно собрался нырять. Руки вытянул, кисти сомкнул, но прыгать вперед головой не стал, а ухнул с места двумя ногами, как если бы скакнул с обрыва солдатиком.

— Ну как? — осведомился, бодро припрыгивая, руками молотя по бокам, скаля белые зубы, Миша. — Как водичка?

— Моемся, моемся! — орал и гикал шофер, колотя в восторге себя по пузу. — Мишка, штаны скидавай, намочишься!

Володя еще раз тяжеловесно скакнул, а потом зажмурился, потряс головой и — присел. Тут же и вывернулся вверх, фырча громко, бойко, как тетерев на току.

— Пущай, — кивала пьяненько Марья Федоровна, — пущай плескаются.

— Держи!

Миша выбросил штаны с середины лужи, ветер подхватил, перемешал с песком, швырнул в тетю Машу. Та вывернулась, ухмыльнулась, сунула и их под зад. Избавился от остатков одежды и шофер, но этот все сам на берег снес, сам под повариху подложил. И поспешил назад, словно интересное боялся пропустить.

— Жаль, мяча нет, — прокричал Володя, — а то бы с-с-с…

— Понятно.

— Сыграли бы в поло, — добавил Володя непослушное слово и снова опутал плечи руками, присел, окунулся.

Воскресенская наблюдала за ними, улыбочка кривенькая дрожала на ее губах.

Миша с шофером схватились бороться. Обняли друг друга, шарахались, приплясывали потешно.

— И ты иди, — кричала повариха, — молодая ведь! А платьишко мне, я платьишко постерегу.

Воскресенская не откликалась. То ли не слышала, то ли увлечена была Застыла, как героиня в опере.

— Теперича долго душа не будет, — кричал шофер, — когда еще починим!

Тут Миша поднажал, цыплячьи шоферовы ноги подвернулись, оба ухнули вниз, визжа от счастья. И без того уж были перепачканы, теперь и вовсе перемазались. У Николая Сергеевича даже в волосах промеж седого — черное… Володя же, на них глядя, то надувал грудь, то сдувал. Пыжился дыхание задерживать надолго, краснел, щеки округляя, потом точно лопался, обвисал плечами — тренировался, видно, для подводного плавания.

— П-по системе йогов! — вскрикнул было он. Но ветер не дал договорить. Тогда он нагнулся, захватил полные пригоршни, облепил плечи, поеживаясь. Растер тщательно и — снова дыхание стал задерживать.

— Хватит, может, — сказала Воскресенская, но даже тетя Маша ее не расслышала.

— Это точно, что когда праздник, то можно, — сказала она.

— Какой еще праздник?

— Да ведь твой!

— О господи! — И закричала: — Да прекратите же!

— Чего? — обернулся Миша.

И шофер:

— Чего такое?

И Володя:

— С-сейчас н-наливать?

— Здесь нет воды, понимаете? — сообщила тогда она. — Нет, выдохлась, испарилась, раньше надо было…