Николай Климонович - Цветы дальних мест

— Я гулять ходил, — сказал он тихо и невпопад.

— Гулять! — вскрикнул вдруг Миша. — Да ты б, может быть, поздравил бы Людмилу Алексеевну, а? Гулять он ходил. Что, далеко от школы живешь? Не знаешь, как с днем рождения поздравляют?

Глаза парня вдруг страстно вспыхнули, ресницы забились, он набрал воздуха, чтобы что-то сказать, и, видно, важное, но Воскресенская воскликнула:

— Миша!

А со стороны кухни уж вылетела по воздуху запоздавшая спасительная сковорода, моментально всеми опознанная.

В течение следующих пяти минут ничего ровным счетом не произошло. Парень без комментариев получил тарелку, вилку и стакан — причем до краешков полный, стараниями шофера, и при распределении баранины не был обделен, после чего был снова всеми с облегчением забыт. Никто уж не смотрел, как он, давясь, пропихнул внутрь водку, как ловил воздух ртом, украдкой тер взмокшие глаза, потом жадно рвал мясо крупными, врозь стоящими во рту зубами, близоруко щурился на прочие лица и, стараясь быть незамеченным, воровски слизывал бараний жир с грязных пальцев.

Речь Миши была столь исчерпывающей, что не нашлось ни у кого больше новых слов для именинницы. Все только поднимали стаканчики, кивали, что-то бормотали, тянулись чокаться, а там, получив ответный кивок с головы стола, опрокидывали водочку и вновь устремлялись к мясу. Оно убывало. Первая сковорода в пять минут была опустошена, разоренно поблескивала в ней лишь ржавая и талая кромка сала у берегов, а посреди росла свалка обглоданных костей.

— Мишка! — ворчал Коля-Сережа. — Нажимай, как договорились! Чтоб все дочиста!

— Ты за меня не переживай, — урчал и тот. Остальные чавкали молча, и лишь при появлении на месте разворованной сковороды следующей разговор возобновился.

— Был у нас в партии один геолог, — говорила Воскресенская, жуя, а потому прерывисто, — этикетки собирал… водочные. И больше ни от чего…

— Мой малый… — вставил и шофер, любовно обсасывая кусочек сухожилия, — марки… про космос.

— Причем не от всякой… водки, а только от той, что по три шестьдесят две…

— Коленвал, — подсказал Миша, зубами роясь в глубокой какой-то разлапистой кости.

— А п-почему не от всякой? Непонятен принцип…

— То-то и оно. Оказывается, этикетки от «Экстры», к примеру, или от «Старорусской» все на один лад, а вот по три шестьдесят две — так все разные!

— Да ну?

— Да, а вы как думали? В одном городе в одну сторону завитушки, в другом — в другую…

— В Москве вот, — заметил Миша, ковыряя ногтем в зубах, прилежно вычищая оттуда кусочки мяса и проглатывая их, другую руку потянув к сигаретам, — один генерал в отставке пустую посуду собирал.

— Разные бутылки, да? — кивнула Воскресенская.

— В том-то и дело, что нет. Не разные, а одинаковые — все пол-литровые, из-под пива или из-под водки. А потом столько набрал, что из них дом построил и веранду.

Миша закурил, затянулся и пустил дым так, чтобы сквозь него взглянуть на пламя в ближайшей лампе.

Все охнули. Парень молчал.

— Кажется, — сказал Володя, — такой случай был в Австралии.

— Опять он с Австралией! — Шофер тоже отвалился от тарелки и мял сейчас в стальных зубах еще не прикуренную папиросу. — Дело не в том, пустую посуду везде собирают. Но дом-то дороже, чем если сдавать. Головастый мужик!

Вместо спичек он потянулся к бутылке, но Воскресенская помахала рукой.

— Да не спешите ж вы так, Николай Сергеевич.

— Я нет, я что…

Закурил и он.

— У нас, когда я еще в столовой работала, одна всякую-превсякую дрянь собирала. Увидит тряпочку — тряпочку домой несет, увидит веник — веник. Гвоздики, палочки — все несла к себе. Мы ее спрашиваем, бывало: зачем, Василис, тебе это все, на кой хрен? А она молчит. Одна жила, вроде как дурь у ней такая: все собирать. Потом померла.

— Календари собирают, монеты, — сообщил шофер тугим языком.

— Я в детстве — значки. Потом всю коллекцию Тате отдала. А сейчас не могу понять: какое в этом развлечение? Вот я знаю одну женщину, так она с сорок девятого года мыло коллекционирует. Вся комната в мыле: и на серванте, и в шкафу. Зачем?

— Я думаю, здесь общей идеологии н-нет. К-каждый по-своему к коллекционированию приходит. Это, может быть, и мода, а может быть, и страсть. М-может, и болезнь, к-ко-нечно. А коллекции бывают чудные. Ножички, замки, утюги, меню из ресторанов, импортные пачки из-под сигарет, фонарики, д-даже к-консервы…

— Да, работает фантазия у людей.

Послышались какие-то горловые бульканья, нечто похожее на икоту, — все повернулись к парню. Он залил уже в рот вторую рюмку, обвел глазами повернутые в его сторону лица и сказал очень внятно: