Юрий Зверев - Размышления о жизни и счастье

— Не знаю.

— Она по-французски иронично называется "Meison de la Sante " — то есть "Дом здоровья." Брат для неё обложку делал. Он и о художественных выставках писал, и на революционные темы. Я всегда удивлялась его талантливости.

Евдокия Николаевна давно мечтала о покупке телевизора. Пенсия у неё была маленькая, и ей пришлось почти год откладывать на это деньги. Когда я узнал о её желании, предложил добавить недостающую сумму.

— Ведь вы же с меня деньги за жильё не берёте.

Но гордая женщина наотрез отказалась.

— Даже в долг не возьму. Уговор дороже денег. Что бы я без вас делала? Вы мне, как сын, помогаете. А деньги у меня есть. Со следующей пенсии и купим.

Каждый вечер мы ходили ужинать в молочное кафе на Невский. Там обычно ели рисовую кашу со стаканом молока. В любви к молочному наши вкусы совпадали. К тому же каша была в три раза дешевле сосисок, которые Евдокия Николаевна позволяла себе только раз в неделю.

Вскоре в одно из воскресений мы отправились в Гостиный двор. От кинотеатра "Аврора", во дворе которого она жила, до Гостиного двора было рукой подать, но в последнее время она редко гуляла, мешало недомогание. Хотя решение было принято, Евдокия Николаевна волновалась:

— А вы уверенны, что его стоит покупать? Говорят, что телевизоры иногда взрываются…

— Не волнуйтесь, не взрываются они. Мы теперь по субботам будем с вами "Голубой огонёк" смотреть. Знаете такую передачу?

— Да, слышала. Мои знакомые её хвалят.

— Ну, вот и прекрасно.

— Но как же мы его доставим? Он же тяжёлый. Разве что на такси…

— Всё будет хорошо, не велика проблема.

В те годы уже отошли допотопные КВНы с экраном величиной в ладонь. Чтобы увидеть на футбольном поле мяч, к телевизору требовалось купить увеличительное стекло, которое представляло собою стеклянный выпуклый пузырь, наполненный водой. О цветных телевизорах мы тогда только читали, но чёрно-белые уже стали продаваться с увеличенным экраном. Необходимость в линзе отпала. Телевизионных программ тогда было две: центральная и местная, ленинградская. Рекламы в то время не существовало, рекламировать было нечего. Товары первой необходимости моментально исчезали с полок. Если же в магазины привозили импортный товар, за ним выстраивались немыслимые очереди. Вместо слова "купил" люди чаще говорили "достал".

Телевизоры тоже не всегда стояли на полках, но на днях я забегал в Гостиный узнать, когда их привезут. В этот день они должны были продаваться.

Когда мы пришли, у прилавка уже скопились люди. Продавец, которому накануне я сунул десятку, оттеснил напирающих:

— Пропустите этого товарища, он с утра очередь занимал.

— Как это? Не видели мы его!

— Пока он за матерью ходил, его очередь прошла. Видите, женщина пожилая, стоять ей тяжело.

Евдокия Николаевна слегка растерялась. Её благородная натура не терпела ни малейшей лжи.

— Разве вы уже успели сходить в магазин? — обратилась она ко мне.

Но ловкий продавец не давал разразиться скандалу.

— Не волнуйтесь, мамаша. Мы уже проверили ваш телевизор. Вот он стоит. Чёткость изображения отменная, можете платить в кассу.

Я побыстрее отвёл смущенную Евдокию Николаевну, взял у неё деньги, заплатил и, подхватив заветную коробку, поспешил к выходу.

— Ну, вы и пройдоха, — сказала мне Евдокия Николаевна, когда мы привезли телевизор домой. — А подключить его вы сможете?

Но этого сделать я уже не мог, пришлось вызывать мастера. Через пару дней мы вместе смотрели "Голубой огонёк".

Наши вечерние беседы продолжались. Иногда Евдокия Николаевна доставала из металлического ящика (она называла его сейфом), подаренного ей директором Русского музея Пушкарёвым, толстые тетради — дневники Филонова. Она надевала очки и принималась читать мне те страницы, которые иллюстрировали тему нашего разговора.

— Паня всегда жил очень бедно. Вот послушайте: "Ем кило или полкило хлеба в день, тарелку или две супа с картошкой. Положение моё становится грозным. Выход один — пойти на любую чёрную работу для заработка. Но я растягиваю последние гроши, чтобы отдалить "выход", — и работаю весь день, как и всегда, пока сон не выводит из строя".

У него даже своя теория о том, как надо есть, была.

— Какая же?

— В 1911 году Павел совершил путешествие в Палестину. Плыл он на пароходе с паломниками. Наблюдал за окружающими людьми, делал в альбоме наброски. Обратил внимание на то, как один араб ест хлеб с виноградом. Делал он это не спеша, тщательно пережёвывая каждый кусочек. Павел решил, что так и надо всегда есть, чтобы пища усваивалась полностью, как бы её ни было мало. Пригодилась ему эта теория в его аскетической жизни, еды в доме всегда не хватало. Я помню, что в 28 году Павел настолько истощал, что во время еды должен был поддерживать голову левой рукой, опираясь локтем о колено. Но вообще Павел был необыкновенно вынослив. Во время болезни он не принимал никаких лекарств. Просто садился в кресло и дремал, давая организму отдых. Так и выздоравливал.