Юрий Зверев - Размышления о жизни и счастье

Но ведь то, что я пишу, всего лишь бледная тень Розанова. Поистине он имел право написать: "Сочинения мои замешаны не на воде и даже не на крови человеческой, а на семени человеческом".

Кто еще посмел бы сказать такое?

***

"Боже, вся Земля — великая могила".

Василий Васильевич, но ведь Земля еще и великая, вечно рождающая матка.

***

Когда в качестве врача я работал в Петербургской (тогда Ленинградской) духовной академии, я нередко слышал почтительное: "Монашество — это подвиг".

И каждый раз в душе моей поднимался протест, естественное сопротивление нарушению законов природы.

Вот как пишет об этом Розанов:

"Пусть объяснит духовенство, для чего растут у девушек груди?

— Чтобы кормить свое дитя.

— Ну, а … "дальше" для чего дано?

Сказать нечего, кроме:

— Чтобы родить дитя.

И весь аскетизм зачеркнут".

Лучше о противоестественности монашества не скажешь.

***

"…а, по-моему, только и нужно писать "Уединенное": для чего же писать "в рот" читателю".

А я много пишу именно "в рот", хотя знаю, что этим нарушается основной признак художественности: "Дай читателю домыслить".

Но мало кто берет книгу в руки и хочет "домысливать". Большинство о духовной пище не печется. Для них и "разжевываешь", и в рот кладешь — только бы проглотили.

Но зря стараюсь — "не в коня корм". Но и остановиться трудно, ума, что ли, не хватает…

***

Внешняя жизненная свобода противоречит внутренней раскованности, свободе содержания художественного произведения.

***

"Мы хорошо знаем — единственно себя".

Не согласен. Себя-то, как раз, мы и не знаем.

***

Что важнее — действительность или ее "художественное воплощение?"

***

"…литературу я чувствую, как штаны. Так же близко, свое… Но что же с ней церемониться?!"

Мне тоже не хочется церемониться с читателем.

***

Жизнь — школа, а мы в ней, почти поголовно, двоечники.

Вялые познания не имеют цены. Но вся школьная наука — вялая и занудная, и для реальной жизни вовсе не нужна. Нужна лишь для экзаменов.

***

Василий Васильевич так остро чувствовал свое место в литературе, что ощущал себя "последним писателем", с которым литература вообще прекратится, кроме хлама, который тоже скоро прекратится".

"Суть литературы не в вымысле, а в потребности сказать сердце".

И он оказался прав. Разве не хламом завалены теперь книжные прилавки? Долго ли будут читать эту макулатуру?

И много ли тех, кто способен сейчас "сказать свое сердце?"

***

"Уединенное" — всего лишь скромная попытка человека "выйти из-за занавески" и — "арестовано по распоряжению Петроградской цензуры". Декадентов, которых так не любил Розанов, в тринадцатом году не запрещали.

После революции "запретили" всех. Литературные споры закончились ГУЛАГом.

***

"Уединенное" — есть усилие прорваться к людям, которых я искренне и глубоко люблю".

Читаю следующую строку:

"Люблю, а не чувствую. Ловлю — но воздух. И, как будто, хочу сказать слово, но пустота не отражает звука".

И у меня также: я искренне всем людям желаю счастья, что могу, делаю для этого, а людей — не чувствую. Люблю жену, племянницу Ксюшу, двух-трех друзей, остальных же — не чувствую.

Вероятно, это нормально. Нельзя любить все человечество, невозможно.

Некрасов пронзительно писал о мужике, но "чувствовал" ли он его — неизвестно.

***

"И вот в XX1 столетии, — при всеобщем реве ликующей толпы, блузник с сапожным ножом в руке поднимается по лестнице (так и хочется добавить — прогресса) к чудному Лику Сикстинской Мадонны и раздерёт этот Лик во имя всеобщего равенства и братства".

Это не Розанов, это Достоевский. В своем прогнозе на будущий век он ошибся только в деталях: вместо ножа у "блузника" может оказаться атомная бомба.

***

"Через живого человека оскалила зубы маска Вольтера".

Хорошо сказано, Василий Васильевич.

***

Люди нередко не говорят правду из деликатности, нежелания обидеть человека. А судьба с нами не миндальничает.

***

Если декабризм всего лишь буффонада, то октябрь семнадцатого года — террористический взрыв, разваливший наш дом. До сих пор не знаем, как восстановить.

***

"Все партии что-то доказывают друг другу".

Но ведь политика для жизни человека не требуется. Не надо разведки, не надо армии. Иллюзия, что государство нас защищает. Оно нас убивает.

***

Восьмилетний Вася съел сахар, мама за это выдрала его младшего брата Сережу.