Юрий Зверев - Размышления о жизни и счастье

***

"В комнате на столе Блока, — пишет Чуковский, — был страшный порядок. Вещи, окружавшие его, казалось, сами собой выстраивались по геометрически правильно линиям. В этом порядке было что-то пугающее".

Это "что-то" с точки зрения врача — психическая слабость, нездоровье. От этого бешеные вспышки гнева и пьянство.

***

Реальная жизнь — хаос фактов и понятий. Искусство есть организация и единство материала.

***

В молодости мы не можем себе представить, что можно жить и умереть с нерешенными вопросами.

***

Разум в старости начинает внушать, что писать уже не имеет смысла, но в то же время он размышляет о том, как бы получше написать о том, что писать уже не имеет смысла.

***

Согласно Паскалю всё, кроме отношений с Богом, — любовь, работа, творчество, — есть лишь временное отвлечение от мыслей о смерти, о бессмысленности нашего появления на этот свет.

***

Мандельштам, несомненно, трагический поэт. Но, если друзья приносили немного вина и еды, он тут же забывал об этом.

***

Когда писатель умеет писать, он должен найти, о чём писать. Не каждый находит.

***

Русская интеллигенция не могла бы делать своё дело без созидающего ума и исторической глупости.

***

"Когда ты заметишь, — говорил Гумилёв Анне Андреевне, — что я начинаю учить людей, отрави меня, пожалуйста".

А я занимался этим полжизни. Стыдно.

***

Увечённые люди нередко наглухо отделены от окружающих. Собеседника они не слушают, говорят себе и слышат только себя.

***

Литераторы тоже бывают бесстыдными людьми. Один профессор Института Истории Искусств сравнил на собрании прозу Брежнева с пушкинской.

***

Я часто думал о том, как трудно жить евреям в нашем, полном антисемитов, русском мире. Евреи обычно избегают об этом говорить.

Однако у Пастернака был еврейский комплекс, и он писал в 1928 году об этом Горькому. И Мандельштам от этого страдал, и Бабель.

А Лидия Гинзбург с болью пишет о том, что нельзя находиться в положении человека, который говорит "я русский" (и это действительно так по культуре, воспитанию и мироощущению), а завтра стать объектом еврейского погрома, который упорно обещают евреям.

***

Писание — странный, фантастический процесс. Автор уходит, а эти строчки остаются.

Чудо. Стрела времени. Я не Амур, но моя стрела несёт к тебе, мой далёкий будущий читатель, любовь.

Мою мысль в жизни подстегивали лишь два человека — чудаковатый мыслитель шофёр Степан Караульнов и мудрая жена. А в литературе?

Пушкин и Толстой восхищали, Гоголь раздражал, Достоевский пугал, Платонов удивлял, Бабель ошарашивал. А Розанов раскручивает отяжелевшие жернова моего мозга. Он заставлял спорить, с чем-то соглашаться, возмущаться, примерять его мысли на себя.

Розанов не кокетничал с читателем, даже напротив — не щадил его. Он не пёкся о "нравственности", не избегал стыдных тем. Он писал, как дышл.

Розанов близок мне своей необузданной искренностью. С людьми так говорить не будешь — сочтут сумасшедшим, с чистым листом бумаги — необходимо.

***

"Ах, добрый читатель, — говорит Василий Васильевич, — я уже давно пишу "без читателя", — просто потому, что нравится".

Я тоже стараюсь писать не для читателя. Иначе ведь и не напишешь ничего путного.

***

Розанов рассказывает: "Из Истории одного города" Салтыкова-Щедрина прочел первые три страницы и бросил с отвращением".

Правильно. Так и надо читать, если доверяешь своему вкусу. А мы, дураки, часто вымучиваем себя ненужной книгой, если она "в моде". Как же, "неприлично" не знать!

***

"Секрет писательства заключается в вечной и невольной музыке в душе. Если ее нет, человек может только "сделать из себя писателя". Но он не писатель…

Что-то течет в душе. Вечно. Постоянно. Что? Почему? Кто знает? — Меньше всего автор".

Я многим в жизни занимался, но никогда не чувствовал себя ни радистом, ни дворником, ни врачом, ни художником…

Даже путешественником себя не чувствовал, хотя объездил немало.

Я всегда чувствовал эту "музыку", ощущал себя литератором. Выходит, что билет с названием профессии "писатель" я получил по внутреннему праву. И даже не важно, сколько и как я написал.

***

В основе любой профессии, работающей "на государство": чиновника, врача, учителя, журналиста — лежит проституция. Это утверждают Василий Розанов и Андрей Битов.