Анатолий Курчаткин - Минус 273 градуса по Цельсию

– Рассказывали, – не стал открываться, кто рассказывал, К. Да он бы не открылся, даже начни кощей выпытывать у него, кто это.

Но кощея не интересовало, кто просвещал К.

– Не то рассказывали, – пренебрежение слегка оживило мертвый голос кощея.

– А что бы должны? – полюбопытствовал К.

Кощей не отозвался на его вопрос. Он смотрел на К. с такой холодной изучающей пристальностью – можно подумать, К. перед ним, как на рентгене.

– Вы не готовы, – проговорил он потом.

– Что значит, не готов? – спросил К.

– Были бы готовы, понимали бы. – Кощей говорил как с самим собой. Но глаза его были при этом все так же устремлены на К. С тою же изучающей, рентгеновской пристальностью. – Не готовы, нет. Все, до свидания!

Неожиданность, с какой он свернул разговор и поднялся, оглушила К. Точно так, как вначале, когда сели напротив друг друга и кощей вопросил, что же К. привело к ним. Он знал, прекрасно знал, что привело, да никто другой, кто не был в курсе цидуль и звонка, не мог выйти к К., но выстроил весь разговор так, будто не имел ни о чем понятия. И вот сейчас отправлял К. отсюда, еще и напустив нового тумана: не готов! К чему не готов?

– К чему не готов? – спросил К. вслух.

Однако теперь кощей вообще не отозвался на его вопрос. Он стоял, держа встопорщенные лацканы пальто на груди перекрещенными руками, молча вперивался в К. своими запавшими глазами; за бесстрастные глаза и молчащий язык все говорил его вид: встреча закончена, пора вышвыриваться, вон отсюда.

И что же было делать, пытаться пустить разговор по третьему кругу? К. поднялся, выбрался из-за стола и, не оглядываясь на кощея, пошел к выходу из «аудитории». Что за бессмысленная лекция была ему прочитана в этом университете. Коридор с удобным для глаза светом показался втрое короче, чем когда проходил им, следуя за портновским метром спины кощея. Коридор с дежурным молодцем в красном форменном берете ожидаемо ударил по глазам слепящей белизной своих пластиковых стен. Оглянулся К., только когда был у решетчатых воротец дежурного. Кощей стоял в дальнем конце коридора, там же, где ждал К., чтобы повести за собой, – черный силуэт в сиянии света, с разлетающимися внизу в стороны полами пальто, как со сложенными за спиной крыльями.

Воротца по дистанционному приказу дежурного чмокнули магнитным замком. К. отворил их, перешагнул невидимую черту, разделяющую мироздание, и под новый металлический чмок снова оглянулся. Не собирался, даже и не хотел, а неожиданно для себя сделал это. Черного силуэта уже не было, одно сияние слепящей белизны, и лишь медленно закрывающаяся створка двери в глубине этого сияния свидетельствовала, что кощей только что стоял там, мгновение лишь минуло, как исчез.

Неутомимо сменяющий на экране одну яркую цветную картинку другой, телевизор на стене трещал новостями. Парламент принял закон о защите должностных лиц от облыжных обвинений в нарушении стерильности. Представитель высшей комиссии по стерильности на традиционной пресс-конференции, посвященной началу летних отпусков, выступил с заявлением о назревшей необходимости изменить уголовный кодекс, дабы за нарушение правил стерильности полагались более суровые тюремные сроки. Группой оперативников центрального аппарата службы стерильности была проведена операция по задержанию руководителя крупного предприятия, постоянно допускавшего нестерильные методы руководства…

– Держу пари, что его место понадобилась кому-то более могущественному. Сына трудоустроить или зятя. Племянника в крайнем случае, – прокомментировала последнюю новость мать.

– Наверно, – вяло согласился с нею отец. Ему не хотелось вступать с ней в обсуждение.

– Нет, ну чтобы кого-то из них просто так за нестерильные методы… Смешно! – мать не могла успокоиться. – Одной рукой принимать закон о защите от обвинений, а другой за эти обвинения карать?

– Вообще-то этот закон не так уж и бессовестен. – Отец, как всегда, стремился быть беспристрастным. – Чем выше человек на социальной лестнице, тем больше у него врагов. Главное, чтобы закон применяли правильно.

– Когда и где они применяли их правильно? – Мать оставила ложку, дотянулась до пульта, общественным достоянием лежавшего посередине стола и резким щелчком большого пальца по кнопке умертвила телевизор. Прелестная говорящая головка молодой дикторши в умных очках пресеклась на полузвуке, экран потух, мгновенно сравнявшись цветом с окаймляющей его пластмассовой серой рамкой. – Тебе не дали свое дело открыть – какой закон они правильно применили?