Дмитрий Вересов - Огнем и водой

Среди притихшей публики, невозмутимый и безразличный к причудливым декорациям, шествовал Александр Акентьев в сопровождении жены и детей.

Для некоторых из гостей явление Акентьева было главным достоинством спектакля. Акентьев сдержанно кивал, принимая знаки внимания. Дамы бросали завистливые взгляды на его спутницу.

После того, как новый театр был официально передан Кириллу Маркову, его экстравагантные интерьеры были изменены в соответствии со вкусами нового владельца.

Однако Переплет мог уловить знакомые очертания сквозь все наносное, он видел и кукловодов, управлявших картонными облаками, плывущими над головами зрителей, и осветителей, движением руки превращающих голубое мерцание в розовое. Он пытался расслышать голос Ангелины, но она молчала.

По лицу Акентьева пробежала тень. Он понял, что его внутреннее видение блокируется здесь так же успешно, как и мобильные звонки. Послал про себя проклятие покойному Ван Хеллеру, принимавшему участие в проектировании здания. Показалось, что одна из масок, украшавших колонны фойе, похожа на физиономию суринамца, который к тому же корчит ему какую-то рожу, то ли желая предупредить о чем-то, то ли просто издеваясь.

– Пошел к черту! – сказал негромко Акентьев, и маска успокоилась.

Впрочем, Акентьев не сомневался, что встреча с Иволгиным закончится в пользу Ангелины. Безбожной не было поручено устранять физически Домового, это излишне. Ценный работник, один из тех, кого Акентьев желал бы иметь при себе, пока не раскроются врата преисподней.

Альбина замерла перед нишей, в которой стояла печальная женщина, державшая на руках камень, словно ребенка.

– Это что-то должно означать? – спросила она Александра.

– Не знаю, – сказал Акентьев, – какая-то аллегория, но мой культурный багаж, видимо, недостаточно велик, чтобы ее оценить!

– Александр Владимирович… – рядом возник Курбатов.

Накануне они встретились на нейтральной территории, чтобы обсудить детали мирного соглашения. Инициатором его выступил Егор Курбатов, почувствовавший, что в противном случае Акентьев может уничтожить его раньше, чем проект «Чистая Балтика» вступит в заключительную стадию.

Протянули друг другу руки. Александр Акентьев принял капитуляцию по тем же самым причинам – Курбатов и компания мог еще выкинуть какую-нибудь пакость, а смести всех их с лица земли пока что было невозможно. Пока что.

– В жизни всегда есть место компромиссу! – сказал Акентьев в продолжение вчерашней беседы.

– Не помню, кто именно сказал, что компромисс всегда обходится дороже любой альтернативы, но мой личный опыт подсказывает, что это именно так! – сказал Курбатов. – К сожалению, у меня просто не осталось выбора!

– Уверен, что вскоре вы свое мнение измените, – сказал Переплет. – Нас ждут великие дела, Егор Сергеевич!

– Вашими бы устами… – печально улыбнулся Курбатов.

Впрочем, ему-то как раз жаловаться не приходилось. Учитывая обстоятельства, приведшие к переговорам, Курбатов дешево отделался. Теоретически город будет разделен теперь на сферы влияния. Северная часть и центр находились сейчас в руках Акентьева и компании. Егор Курбатов и «Чистая Балтика» во исполнение обещаний по благоустройству города возводили на южной окраине аквапарк «Атлантида».

– Чем бы дитя ни тешилось! – сказал Альбине Переплет, когда Курбатов с Наташей отошли. – Впрочем, народу наверняка понравится.

– Как бы эта «Атлантида» не ушла, как ее предшественница, в тартарары, вместе со всеми посетителями, – заметила она.

– Это мысль! – улыбнулся Акентьев.

Курбатов прибыл не один. Кроме Наташи, его сопровождала группа британцев. Они стояли возле костяных чаш, из которых выливалась вода, и кивками выражали одобрение.

Прозвенел первый звонок. Твари в фойе замельтешили, прислушиваясь к нему. Шум морского прибоя встретил зрителей, переступивших порог зрительного зала. Изумрудное сияние царило и здесь, но оно меркло по мере того, как люди растекались по залу, занимая свои места. Стихал и шум прибоя.

Свет погас не раньше, чем последний зритель занял свое место, но, когда это случилось, зал поглотила абсолютная тьма. Погасла даже табличка «выход». Где-то далеко за сценой раздался тихий стон. В этом звуке была и боль, и восторг. И словно привлеченные им, на сцену поползли фосфоресцирующие тени, занавес не просто был поднят, он был разорван ими в клочья.

Здесь был целый сонм различных тварей. Сначала на сцену выползли амфибии – ноги актеров были спутаны грубой веревкой, они вихлялись, переползая друг через друга. Это напоминало любовные игрища змей, когда десятки рептилий сплетаются в один тугой ком. Или воспетое Бодлером движение червей на разлагающейся падали. И звук, которым сопровождалось это мерзостное движение, был чудовищен. В нем смешалось животное шипение и механический скрежет, заунывный звук, напоминающий тот тоскливый вой, с которым рушатся переборки тонущего судна. Зал замер, даже критики-скептики примолкли, не в силах оторваться от происходящего на сцене.