Дмитрий Вересов - Огнем и водой

Но без нужного допуска, без продвижения по служебной лестнице можно и не мечтать о том, чтобы заглянуть за эти двери.

А предложений перейти на другую работу хватало – предложений интересных и денежных. Известное дело – не было ни гроша, и вдруг алтын. Даже кое-кто из новых коллег сообщал о вакансиях – слухами земля полнится, перспективный специалист, вынужденный прозябать на незавидной должности в оборонном предприятии, интересовал многих.

– Смотри, старик, – рассудительно говорил Корнеев, который за последнее время значительно продвинулся по служебной лестнице, – я не хочу терять такого как ты собеседника, хотя ты и молчишь все время, но это тоже плюс – слушателя где сейчас найдешь, все только языком трепать горазды… Но если ты тут так и состаришься, дожидаясь своего третьего допуска, то какая-то донельзя грустная картина получается…

Вадим был согласен – картина выходила грустная, но продолжал жить надеждами. И слово, которое все чаще мелькало на экране телевизора и газетных страницах, слово, которое станет символом целой эпохи – для кого-то перемен, для кого-то катастрофы, – слово «перестройка» станет для Вадима волшебным заклинанием, отпирающим двери. Сим-сим, откройся!

А пока приходилось терпеть ворчание матери. Впрочем, когда на семью Иволгиных обрушилось несчастье, о разногласиях пришлось забыть.

Осмотр перед школой, обычный осмотр, который прошла Верочка, выявил какие-то шумы в сердце. Направление на обследование. Гертруда Яковлевна приписывала все испорченной экологии. Вполне в духе времени она озаботилась экологическими проблемами, уровнем холестерина, нитратами и нитритами.

Вадим же до последнего не хотел верить в худшее. Детская больница, лица малышей… Верочка, конечно, не понимает, что с ней случилось и насколько это может быть серьезно. «И слава богу», – думал Вадим, который всеми силами старался не показывать в ее присутствии, насколько он обеспокоен. Не хотел ее пугать.

Молодой, но очень серьезный врач прослушивает Верочку, не переставая шутить. На его столе в кабинете сидит оранжевый пластиковый мишка. Верочка считает, что в больнице нужно вести себя «по-взрослому», поэтому шутки и мишку игнорирует. Без свитера и рубашки она кажется совсем малюткой – кожа у нее белая, дочка совсем не загорела за лето. Это его малышка, вот какие у нее ручки – маленькие, просто произведение искусства, а не ручки. Нет, никакому художнику не под силу создать такие ручки. Правда, приходилось неизбежно вспоминать и о той, благодаря которой Верочка появилась на свет. Наташа… Кто бы мог подумать, Забуга была такой здоровой девушкой, как и полагается спортсменке-чемпионке. И ребенок у нее должен был быть здоровым.

Вадим смотрит, как врач слушает ее сердце. Дочь смотрит на него. Домовой заставил себя улыбнуться и подмигнуть ей. «Ничего не бойся, милая. Если с тобой чтонибудь случится, – думает он как-то отрешенно, – то папа долго тянуть не будет, а сразу… Головой в воду! В воду…» Почему-то только так он себе представлял смерть – утопиться.

Врач одобряюще улыбается Верочке – мол, все хорошо. А потом, оставшись наедине с Вадимом, улыбаться перестает и объясняет, что девочке необходима операция. Это очевидно и без зондирования сердца. И чем скорее, тем лучше. Говорит с нажимом, словно убеждает Вадима.

Иволгин не собирается с ним спорить. Ему кажется, что собственное сердце проваливается куда-то в пустоту, он ничего не может понять…

У Верочки оказался порок сердца. Вадим никак не мог взять в толк – как у такой малышки может быть больное сердце?! Почему он до сих пор ничего не заметил сам? Да, было время, когда она часто простужалась. ОРЗ, грипп… Но все дети болеют, разве не так?! Да, у нее бывала одышка, когда она бежала по лестнице, но почему же он сразу ничего не понял? И зачем он только штудировал все эти книги: «Мать и дитя», медицинскую энциклопедию, – если все равно не смог ничего заранее угадать? А почему никто раньше ничего не заметил в роддоме, в больнице, где она лежала с простудой?.. Может быть, он что-то делал неправильно? Нет, врач уверял, что никто не виноват. Но нужно срочно решаться на операцию, если он не хочет потерять дочь.

– Люди живут и с пороком сердца, – добавил он, – но это все равно, что жить на бочке с порохом. Ни за что не угадаете, когда она рванет, а когда это случится – будет уже поздно! Операции у нас делают. Правда, за рубежом это пока получается значительнее лучше, а о реабилитационном курсе после операции и говорить нечего.