Чезаре Дзаваттини - Слова через край

Поистине, самые чувствительные души нашей эпохи надо искать среди футбольных судей!

Футбольный чемпионат начался. Командор Ансельми, под дождем ли, под градом ли, непременно займет место на трибуне, чтобы поддержать свою команду. Если бы его родные видели, как он подпрыгивает, кричит, поет со сдвинутой набекрень шляпой, когда гол забивает его команда, либо со стоном падает на ступеньки, когда гол влетает в ее ворота, — если б родные все это увидели, они бы ночью наверняка устроили ему «темную». Но они уверены, что он отправляется на стадион и там, важный и хмурый, как в своем служебном кабинете или в кругу семьи, следит за игрой и время от времени пронзает грозным взглядом судей на линии или судью на поле и оставляет без ужина вратаря, защитника, правого крайнего. И верно, домой он возвращался с обычным суровым выражением лица. Лишь тонкий наблюдатель по ласковому шлепку младшему сыну или подзатыльнику старшему мог бы определить, как закончилась игра.

Однажды командор Ансельми привел на ужин весьма солидного синьора. Все в семье подумали: «Это крупный коммерсант». Между тем, это был всего лишь человек, который на стадионе согласился с командором в оценке игры полузащитника Гидеони.

Таинственную жизнь ведут командоры, следящие за футбольным чемпионатом! Это каждодневная жестокая борьба: по двенадцать часов просиживают они в своем кабинете, не моргнув глазом увольняют сразу несколько рабочих, мечтают о международных трестах и дают оплеуху сыну, если он резиновым мячом играет возле дома в футбол.

Лишь в воскресные дни на трибунах они трепещут, как знамена на ветру, и способны растрогаться, услышав пение соловья. Я видел, как они, крича «Го-о-ол», обнимали своих старых, заклятых врагов.

Будь на то моя воля, я бы организовал чемпионат так, чтобы каждый день командоры ходили на футбольный матч, и приказал, чтобы побеждала их любимая команда — команда командоров.

Теперь я уже могу сказать: Нобелевская премия по химии в этом году была присуждена мне. Но я от нее отказался.

Меня настойчиво убеждали согласиться, даже грозили. Король Густав лично позвонил мне и был предельно любезен, но я стоял на своем — и не раскаиваюсь.

Почему?

Да потому, что нужен был пример. Сейчас, когда все, словно голодные волки, гоняются за титулами и почестями, должен же был появиться человек, способный добровольно от них отказаться.

Жить стало просто невозможно, друзья мои: вокруг одни измученные, бледные лица. Мой сосед по дому, к примеру, всю новогоднюю ночь проплакал. Только потому, что 1937-й прошел, так и не принеся ему никаких почестей. В бешенстве он надавал пинков сыну, который упрямо просил у Деда Мороза духовое ружье.

А один мой родственник!.. Ему сказали: «Обскачи на одной ноге Соборную площадь, и тебя сделают кавалером». Он обскакал, прохожие глядели на этого седовласого чудака в немом изумлении. Потом ему сказали, что это была шутка. Мой родственник тут же покинул Милан, и больше о нем не слышали.

После моего жеста кто осмелится и дальше неистово охотиться за почестями? О, я чувствую, что начинается новая эра!.. Я буду налево и направо раздавать пергаментные удостоверения с золотыми виньетками и розочками. «Синьор Ансельмо Дацци в такой-то день такого-то года отказался… от титула…»

И все повесят мои удостоверения в красивых резных рамках на видном месте в столовой.

Все уже вернулись после летнего отдыха. Никого не осталось? Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Я пересчитал всех и увидел: одного недостает. Город зажил своей прежней бурной жизнью, но кто-то на поверку не явился.

А-а, это Амилкар Деис из Флоренции, служащий нефтеперегонного завода. Он должен был вернуться в город 31 августа из Сирате, горного селения, расположенного на высоте тысяча метров. Но не вернулся, и о нем нет никаких вестей. В Сирате его звали синьор Деис, ему прямо домой приносили кувшины с парным молоком, мальчишки наперебой искали в пыли брошенные им никелевые монетки, и даже солнце заходило только для него.

Полиция сообщила, что Амилкар Деис выехал из Сирате, но у ворот города остановился. Ему страшно: хозяин никогда не принесет ему кувшина с молоком, никто не снимет перед ним почтительно шляпу. Что теперь делать бедняге Амилкару? Вернуться в Сирате он не может — не осталось у него больше монеток для мальчишек и для старушки, которая приносила ему из долины газету.

Амилкар Деис несколько дней бродил вокруг города, потом исчез, и следы его затерялись.