Чезаре Дзаваттини - Слова через край

— Ангелы, ангелы! — крикнул он, тяжело дыша.

В мгновение ока все заняли свои места. Призраки застонали, а черти стали вновь раздавать удары, пинки, пощечины.

В комнату влетел ангел с белоснежными крыльями. У него были кроткие глаза и туника с золотыми прожилками.

— Есть тут такой — Кадабра?

— Это я, — ответил он.

— Вы не умерли, — мягко сказал посланец.

Мы все затаили дыхание.

— Каталепсия, — объяснил ангел, — каталепсия. Ваши родные слишком поторопились отнести вас на кладбище. Следуйте за мной. Я верну вас на Землю, и вы останетесь там, пока это будет угодно Всевышнему.

Ангел дал свисток. Появились два других, весьма скромных ангела и встали по бокам от Кадабры.

— Я скоро вернусь, — взволнованно сказал Кадабра, уходя.

Даже у чертей были слезы на глазах.

— Ручаюсь, что это лишь предлог, — пробурчал тучный покойник, — предлог, чтобы отнести его в рай и там самим повеселиться.

Один из чревоугодников пал к ногам ангела, уже переступившего порог, и стал его умолять:

— Разрешите ему еще хоть две-три историйки рассказать.

Ангел позволил и вернул Кадабру и двух своих помощников.

Когда вновь воцарилась благоговейная тишина, Кадабра начал новый рассказ:

— Рок заработал миллионы на траурных речах. На планете Тор к его услугам прибегали все. Он говорил так красиво, рассказывал о покойнике разные приятные вещи, но надгробная речь стоила тьму денег и не всякому была по карману. Рок неизменно одевался во все черное и приходил на кладбище на несколько минут позже остальных. Его речь над могилой бедняги Виттеля была шедевром, и Року пришлось повторить ее на бис. Все девушки на Торе были влюблены в него и воспринимали смерть как свадебное путешествие с Роком.

— Браво! — крикнул один из чертей.

А Кадабра продолжал:

— Чужеземец вошел в таверну и пророкотал: «Я Маг Всемогини», сел за стол и снял свой широкий плащ. Все смотрели на него, разговоры притихли. К нему подскочили хозяин таверны, служанка и официант. Чужеземец выпил полный стакан водки, встал и медленно направился к двери. В таверне слышалось лишь слабое позвякиванье посуды. Он открыл дверь и, обращаясь ко всем сразу, с улыбкой крикнул:

«Я не Маг Всемогини!»— И исчез в ночи.

Аплодисменты, казалось, долетали до звезд.

— О, таинственная сила имени… — прошептал один из ангелов.

Кадабра приступил к очередной истории:

— Созима и Диодика нежно любили друг друга, они были самыми красивыми в мире сестрами — сиамскими близнецами. Они путешествовали по свету с цирком «Макенс». Диодика была любовницей Вальтера, укротителя. Когда в звездные ночи он приходил к их фургону, чтобы сыграть на гитаре нежную мелодию, Диодика будила Созиму. «Вставай», — еле слышно шептала она. И обе сестры приникали к оконцу.

Кадабра провел рукой по лбу и перешел к четвертой истории:

— Однажды вдова Маргарет Самб пригласила меня к себе на обед. Еда была просто необыкновенная. После того как мы выпили наливки, вдова Самб сказала: «Антония, граммофон». Служанка поставила на старый граммофон пластинку, послышались странные потрескивания, вздохи, стоны, и наконец раздался тоненький голосок: «Прощай, Маргарет». Пластинка остановилась.

— Это голос моего мужа, его последние слова. Так я вспоминаю о нем.

Мы долго пребывали в мрачном молчании, затем выпили еще по рюмочке наливки. До позднего вечера мы проговорили на самые разные темы, но время от времени Антония снова ставила пластинку.

Тут ангелы двумя мощными взмахами крыльев унесли Кадабру далеко-далеко, а бешеные аплодисменты вскоре затихли в лабиринтах загробного мира.

Каким был следующий круг, я так и не узнал, да и ничего любопытного там не заметил, за исключением одного призрака очень почтенного вида. Я сразу его узнал, это был знаменитый философ. О, недоступная сложность божественных откровений! Философ был окружен многочисленными учениками, которые слушали его разинув рот.

Он рассуждал о происхождении идей:

— Время от времени кто-то восклицает: «Мне пришла идея!» А в действительности идеи рождаются сами по себе, когда ты меньше всего этого ждешь, даже во сне. Возникают и тут же исчезают.

Со мной бывает так: похвальные идеи рождаются вместе с идеями, достойными осуждения, и часами спорят друг с другом. В подобных случаях мне часто надоедает ждать исхода спора, и я ложусь спать.

Философ задумался, потом продолжал: