Ежи Косинский - Раскрашенная птица

Каждый день я выскальзывал из приюта и за деньги, которые мне дал Гаврила, покупал свежий номер «Правды». Я быстро прочитывал все сообщения о последних победах и внимательно рассматривал новые фотографии Сталина. Я успокаивался. Сталин выглядел бодрым и моложавым. Все шло хорошо. Война скоро закончится.

Однажды меня вызвали на медицинский осмотр. Я отказался оставить свою одежду у входа в кабинет и носил ее с собой под мышкой. Потом со мной беседовала какая-то общественная комиссия. Один из ее сотрудников, немолодой уже мужчина, внимательно изучал мои бумаги. Он доброжелательно обратился ко мне по имени и попросил хоть приблизительно вспомнить, куда, расставшись со мной, собирались ехать мои родители. Я сделал вид, что не понимаю его. Кто-то перевел вопрос на русский, объяснив, что, похоже, он знал моих родителей до войны. Я равнодушно написал на грифельной доске, что мои родители погибли во время бомбежки. Члены комиссии недоверчиво посмотрели на меня. Я холодно попрощался и вышел. Этот пытливый человек растревожил меня.

В приюте жило пятьсот детей. Нас разделили на группы, и мы ходили на уроки в тесные, плохо освещенные классы. Многие мальчики и девочки были искалечены и теперь вели себя необычно. Классы были переполнены. Нам не хватало парт и классных досок. Я сидел рядом с мальчиком моего возраста, который непрерывно бормотал: «Где же мой папочка? Где же мой папочка?». Он посматривал вокруг, как будто ожидал, что его папочка вынырнет сейчас из-под парты и погладит его по потному лбу. Позади нас сидела девочка, у которой взрывом оторвало пальцы на обеих руках. Она пристально смотрела на гибкие, как червячки, пальцы других детей. Заметив ее взгляд, дети быстро убирали руки. Еще дальше сидел мальчик с изуродованной челюстью и без руки. Есть без посторонней помощи он не мог. От него исходился запах гноящейся раны. Еще в классе было несколько частично парализованных детей.

Мы рассматривали друг друга с отвращением и страхом. Никогда нельзя было знать наверняка, что придет в голову соседу. Многие ребята в классе были старше и сильнее меня. Они знали, что я не могу говорить и считали, что я еще и слабоумный. Они дразнили меня и время от времени избивали. По утрам, после бессонной ночи в переполненной спальне, я заходил в класс, как в ловушку, чувствуя страх и тревогу. Ощущение приближающейся опасности нарастало. Нервы мои были натянуты, как тетива рогатки, и невинная стычка могла вывести меня из равновесия. Я не боялся драки, страшнее было бы, защищаясь, серьезно искалечить кого-нибудь и угодить в тюрьму. Это означало бы конец моим мечтам вернуться к Гавриле.

Во время драки я не контролировал свои движения. Мои руки обретали собственную жизнь и их было невозможно оторвать от обидчика. После драки я еще долго не мог успокоиться и, распаляясь, вновь переживал случившееся.

Кроме того, я не мог убегать. Увидев направляющуюся ко мне компанию ребят, я немедленно останавливался. Я уговаривал себя, что остерегаюсь удара в спину и что остановившись, смогу лучше оценить силу и намерения противника. Но на самом деле, я не мог убежать даже когда хотел. Мои ноги странным образом цепенели. Бедра и икры наливались свинцом, а колени становились легкими и воздушными, как взбитые подушки. Мне не помогали даже воспоминания о всех предыдущих успешных побегах. Какая-то тайная сила приковывала меня к земле. Я останавливался и дожидался обидчиков.

Я никогда не забывал Митькиных поучений. Он говорил, что человек никогда не должен допускать, чтобы с ним дурно обращались, иначе он перестанет себя уважать и тогда его жизнь станет бессмысленной. Поддерживать же чувство собственного достоинства и не падать духом человек сможет только если будет мстить обидчикам за нанесенные оскорбления.

Человек всегда должен мстить за несправедливость и унижение. В мире слишком много беззакония, чтобы разбираться в нем и дожидаться справедливого возмездия. Нельзя прощать обиды – каждая должна быть обязательно отомщена. Митька говорил, что выживает только тот, кто уверен в своих силах и убежден, что за любое оскорбление сможет вдвойне отплатить врагу. Все очень просто: если кто-то уязвил вас и вам стало больно, как от удара кнутом, считайте, что вас действительно хлестнули кнутом и мстите за это. Если кто-то дал вам пощечину, но на вас она подействовала как тысяча ударов, отвечайте как за тысячу ударов. Месть должна быть пропорциональна доставленным вам боли, оскорблению и унижению. Обыкновенную пощечину кто-то может и не заметить, другой же будет страдать так, будто его били сотни дней. Один забудет обо всем через час, другого по ночам будут мучить кошмары.