Филип Рот - Умирающее животное

— Как это все? И кто это умер?

— Мой отец.

— Но как так?..

— Он попал в авиакатастрофу. Летел в Париж. Как всегда, по делам.

— Ах ты, господи.

— Да, вот именно.

— И дедушка? Твой любимый дедушка?

— Он умер. Шесть лет назад. С этого все и началось. Умер от инфаркта.

— А твоя бабушка с ее непременными четками? Твоя бабушка-герцогиня?

— Тоже умерла. Сразу вслед за дедушкой. Просто от старости.

— Но неужели и твой младший брат?..

— Нет-нет, с ним все в порядке. Но позвонить ему я все равно не могла. Заставить себя не могла. Да ему с этим было бы и не справиться. Вот когда я вспомнила о тебе. Но я не знала, не занят ли ты.

— Занят или нет, не имеет значения. Пообещай мне, пожалуйста, одну вещь. Если тебя вдруг охватит паника — ночью там, или днем, или в любое другое время, — ты немедленно позвонишь мне. Немедленно. И я буквально сразу же к тебе приеду. Вот, — сказал я, — тебе бумага и ручка, запиши мне свой адрес. Запиши мне все свои телефоны — домашний, служебный и все остальные.

И я думал при этом: она умирает прямо у меня на глазах, вот и она умирает. Вполне предсказуемая смерть хорошо пожившего любимого дедушки лишила равновесия уютную жизнь этого замечательного семейства, положив начало целому каскаду несчастий, достигшему кульминации, когда рак поразил мою Консуэлу.

— А вот прямо сейчас тебе страшно?

— Очень. Мне все время страшно. Я могу забыться, могу отвлечься на пару минут, но не больше, а потом у меня начинают трястись поджилки, и я сама не верю в то, что происходит.

Это как дорожный каток, и он на меня накатывает. Он не остановится, пока не остановится рак, — проговорила Консуэла. — Расклад таков: шестьдесят процентов за то, что я выживу, и сорок — за то, что умру.

И тут она сбилась с темы, пустившись в пространные рассуждения о том, как ей жилось все это время, как ей жаль маму, и тому подобном; банальные разговоры подобного рода просто-напросто неизбежны. Я так много хотела сделать, у меня были такие планы на будущее, и прочее, и прочее. Потом она начала рассказывать, какими ничтожными кажутся ей теперь волнения и тревоги трех-четырехмесячной давности: служебные проблемы, отношения со знакомыми, покупка новых платьев… Это страшное заболевание, сказала Консуэла, обозначает подлинные масштабы всего. А я подумал: она заблуждается; ничто не обозначает подлинных масштабов — ничто и ничего.

Я смотрел на нее, внимал ее речам, а когда почувствовал, что больше не могу слушать, спросил у Консуэлы:

— Ты не против, если я потрогаю твои груди?

— Если тебе этого хочется…

— Но ты и в самом деле не против?

— Нет. Хотя мне и не хочется тебя целовать. Потому что я против чего бы то ни было сексуального. Но я знаю, как тебе нравятся мои груди, поэтому изволь потрогай.

И вот я прикоснулся к ним — невольно затрясшимися руками. И у меня, разумеется, встал.

— Опухоль в левой груди или в правой?

— В правой.

И я положил руку на ее правую грудь. Желание и нежность — вместе они возбуждают тебя и заставляют таять; именно так все и было: я возбудился и растаял. Стоячий болт в штанах и слезы на глазах. Какое-то время мы так и просидели — ее правая грудь покоилась в моей руке, — просидели, беседуя как ни в чем не бывало, а потом я повторил свой вопрос:

— Ты и в самом деле не против?

— Мне даже хочется много большего, — ответила Консуэла. — Потому что я знаю, как тебе нравятся мои груди.

— А чего тебе хочется?

— Мне хочется, чтобы ты прощупал мою опухоль.

— Хорошо, но не сейчас. Немного погодя.

Для меня все и впрямь произошло слишком быстро. Я не был готов. Поэтому мы еще немного поговорили, потом заплакала уже Консуэла, а я принялся утешать ее, и вдруг она полностью пришла в себя и проявила неожиданную энергию, неожиданную решимость.

— Дэвид, — объявила она, — честно говоря, я приехала к тебе с одним-единственным вопросом и одной-единственной просьбой.

— И в чем же заключается твоя просьба?

— После тебя у меня не было ни постоянного любовника, ни разового партнера, который восхищался бы моим телом в той же мере, что и ты.

— А у тебя были любовники? (Опять ты за старое. Забудь о своей ревности! Но как же мне было о ней забыть?) Так что же, Консуэла, у тебя были любовники?

— Да, но не много.

— А ты регулярно спала с мужчинами?

— Нет. Не регулярно. Время от времени.

— А как обстояли дела на работе? Неужели не нашлось сослуживца, который влюбился бы в тебя?

— Да все они были в меня влюблены.