Владимир Высоцкий - Роман о девочках (сборник)

Директора у нас фамилия Биязи, и он очень грозный и не любит пьющих, и все время у нас болеют водобиязнью, это я придумал. А режиссера зовут Федор Филиппов. Я его зову Федуар да не Филиппо. Он совсем не Филиппо, потому что ничего не может. Но это и хорошо. Я на съемках режиссирую и делаю что хочу. Ребята слушают меня. Придумываю текст, а недавно попросили написать песню, которую Ялович, Абдулов и Пешкин должны петь в картине. Я написал. Песня хорошая, но, говорят, с блатнянкой, и мелодия тоже. А там весь смысл в этом. Там ребята идут с гитарой под дождем и пританцовывают, но нашу могучую кучку не переубедишь. Хрен с ними – пусть им будет хуже, а писать, как Пахмутова, я не буду, у меня своя стезя, и я с нее не сойду.

Только что разговаривал с матерью. Она мне все рассказала, что была у тебя и что ездила с Аркашкой к тете Кате. Лапа! Ты зря так быстро отказалась от ее услуг в отдыхе. Пока Нина Александровна, а потом она. Надо, чтоб ребенок побольше там побыл, пока у тебя самое трудное время. Люсик! Ты же сама не нервничай, наверное, неправильно определили срок. Все должно быть в порядке. Фортуна начала медленно разворачиваться <���к> нам лицом и вот-вот милостиво подмигнет.

Беспокоит меня еще мое оформление, моя книжка трудовая, но я пока стараюсь про это не думать. Хочу думать, что все будет хорошо.

Лапа! Передавай всем привет. Целуй ребенка. Целую, люблю и скучаю ужасно.

Володя.

P. S. Пиши авиа. Это немного быстрее. А то я все узнаю с большим опозданием. Все.

Два письма за все это время – не маловато ли, лапа? Почему-то сегодня думал, что обязательно получу письмо, но не тут-то было. У меня и мысли разные. Что, если вдруг встретила какого-нибудь очередного Рацимора, и он тебе что-нибудь сказал? Или… ну в общем, всякие домыслы. Но… что бы ни было – без писем твоих плохо. Ладно!

У нас было 2 дня выходных. В Ригу мы не ездили, потому что ждали Милку. Она приехала. Живет у нас в палатке. В лагере шепчутся и недоумевают – думают, что опять баба к Яловичу. Потом кто-то пустил слух, что к Абдулову, а потом, что ко мне, но все эти разговоры затихли, и вопрос остался открытым. Но на Яловича косятся. Скоро к нему должна приехать Марина, – вот тогда что-то будет.

Распределились так – Пешкин с женой, Ялович с Милкой, а мы с Севкой, как самые скромные и благородные, – бродяжим по палаткам – нынче здесь – завтра там.

Вчера нам дали по 5 рублей квартирных. Это за весь месяц, и все решили загулять на лоне природы. Я, лапочка, вообще забыл, что такое загулы, но, однако, от общества не отказываюсь и даже напротив, люблю, когда вокруг весело, – мне самому тогда тоже, – это разбивает мое собственное о себе мнение – будто я только под хмелем веселюсь. Так вот. Я, как самый главный министр Москвы, выпросил в столовой 4 кг мяса, сделал заготовку для шашлыка, вымочил в уксусе с луком. А вечером, часов в 9, сделали мы мангал из кирпичей и жарил я на углях шашлык. Все пили за мое здоровье. А Ялович вопил, что он никогда ничего подобного не ел и что это лучше, чем у грузин, узбеков и евреев, вместе взятых. Было действительно вкусно.

Здесь все понакупили транзисторы «Спидолы», и мы ежедневно слушаем крамольные передачи про нас и музыку. Но… про нас – мы сами знаем, где у нас чего… а музыка действительно хорошая. Я очень научился хорошему бою на гитаре. Приеду – покажу. Песню мою, наверное, будут петь, она всем понравилась. Все! Пока больше до твоего письма писать не буду. Целуй Аркашку крепко, а я вас обоих (или троих) люблю и целую.

Володя.

Лапа! Наконец-то собрался тебе написать. Совсем не было времени. А сейчас по порядку. Нахожусь я на съемке за 15 км. Ждем 6-й день погоду, и вдруг крик: «У Высоцкого сын родился» – и телеграмма про громадного нашего ребенка. Я ужасно обрадовался, хотя думал – девочка и даже купил ей кое-что розовое и желтое, но это ничего, им – детям, – на вкус и на моды плевать. Так вот, – стал я психовать – будет солнце или нет. Бог есть, Люсик, оно – светило – выглянуло, и мы сняли эти проклятые 4 дуба, и я на «газик» и в погоню за поездом. Еле успел.

Сразу приехал на Беговую и – к тебе. Очень жаль, что на следующий день не смог, но я перевозил комод, ходил к Любимову (там все в порядке, закончу здесь – и туда), а потом на «Мосфильм» и в аэропорт. Все были поражены точностью, и все спрашивали, видел ли я тебя и дитю (я так думаю, Сергея или Алексея). Тебя я видел, лапа, ты очень красивая, только бледная. Я тебя очень люблю. А я теперь стал настоящий отец семейства (фактически, но не де-юре – это в ближайшее будущее), и я теперь чувствую, что буду бороться за мир, за счастье детей и за нравственность.